Книга Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

Марго недоумевает, очень заметно так:

— Лен, а что случилось-то, откуда столько радости?

Веселое хихиканье женщины, что дружит с моей женой без малого десяток лет, удивляет меня изрядно.

— А случилось дивное. Мы с мужем решили тут случайно раньше запланированного вернуться с дачи, а дома у нас сюрприз.

— Боюсь представить. Рус с Ником там тусят, что ли? Прощения просим тогда у вас с Костей, — милая очень хорошо знает старшего сына с его лучшим другом, ну и действия мелкого уже может изредка предсказать.

Хохот из трубки удивляет нас обоих.

— Представляешь, только мы в дверь, а нам на встречу из коридора прекраснейший Бриллиантик выплывает. А следом сыночка наш несётся с воплями: «Да люблю я тебя!» На что волшебная восточная красавица заявляет: «Кого ты там на самом деле любишь, я за десять лет уяснила. Хотел? Тогда малюй себе на борт ещё одну звёздочку, да я пойду!» И ушла, ты не поверишь! Марк носится, злится, рычит. Разговаривать с нами не желает.

— Цирк, — заключает Марго, но судя по робкой радостной улыбке, ей все нравится.

Потом уже, попрощавшись и положив трубку, жена повернется и тревожно заметит:

— Беспокоюсь.

— Ты слишком о нем беспокоишься, милая, на мой взгляд, — цежу сквозь зубы.

— О Гохе беспокоюсь, — вздыхает любимая. — Она девочка сложная, жизнь у нее не дай Пресвятые Просветители никому. А тут этот кадр. Ох, намается она с ним.

— Пусть их. Вам же, девочкам, надо вечное преодоление, выживание, метание и фейерверк чувств, да? Марк ей это обеспечит.

— Нам нужна любовь, безопасность и комфорт, — перебивает меня дражайшая половина и смотрит при этом очень неодобрительно.

А меня как-то опять накрыло. Все же годы рядом с потомком римских императоров меня задолбали сильнее, чем казалось.

— Не-не, я же вижу. Вот сейчас ты вся в заботах: лекарства, схемы капельниц, мониторинг, массажи прочая укрепляющая лабудень… ты занята этой хренью все время, которое не работаешь. Я от тебя столько внимания не получал уже лет пять, наверное.

То, что я охренел, стало ясно лишь только Марго, прищурившись, уставилась на меня не моргая:

— Погоди-погоди, я что-то не поняла. Давай уточним: то есть ты сейчас сердишься на меня за то, что твоя сестра накачала тебя неведомой химозой, ты чуть не умер, я тебе не дала сыграть в ящик и пытаюсь по мере сил помочь с восстановлением? Я еще и виновата?

— Нет, просто ты относишься ко мне, как инвалиду.

— Неправда, но ты вполне можешь им стать, если продолжишь вести себя так, как сейчас. Тебе нужно восстановиться, пройти курс поддерживающей терапии и спокойно жить дальше ещё пару десятков лет, естественно, относясь к себе бережно.

— То есть завернуться в саван и ползти на кладбище, — почему меня так несет, я не понял, но мысли притормозить или сменить тональность не приходит.

Жена, продолжая всем видом выражать неодобрение направлению, которое приняла беседа, сухо отрезает:

— Про кладбище сразу мимо. И тебе рано, и денег лишних нет. У нас, мало того, что два сына растут, так, глядишь, скоро ещё и внучка нарисуется. А ты на кладбище собрался? Хочешь оставить меня с этим шапито одну?

— Не совсем въехал про внучку, ну да ладно. Почему ты считаешь меня беспомощным⁈

— Я просто хочу позаботиться о тебе. И о себе.

— А о тебе-то каким боком?

— Мне, знаешь ли, не понравилось провожать на тот свет мужей. Хотелось бы ограничиться уже развеянным.

С этими словами моя снежная девочка, моя фурия, моя Королева вылетает из палаты, чуть не вынеся дверь.

Что вновь подтверждает истину — я дебил.

Когда позже, вероятно, проветрившись и переговорив с врачом, Марго являет себя пред мои, почти закрывшиеся от препаратов, очи, я понимаю, что с ней сейчас молчать нельзя:

— Извини, я растерян. Наши отношения с родителями простыми не назовешь, ведь я всю жизнь доказывал им, как они были не правы. Хотел, чтобы они сожалели, жаждал признания, мечтал быть для них важным.

— Ну, сейчас ты очень для них важен, они нуждаются в тебе, — спокойно глядя на меня заявляет мое сокровище.

Это больно. Я понимаю, что заслужил, но оказалось тяжело.

Выдыхаю. Вдыхаю.

Не даю сбить себя с мысли, на те рельсы, где она меня уделает, не напрягаясь:

— Важен, конечно, для статуса и кошелька. Вон, они даже придумали, в какие хорошие руки меня пристроить.

— Что в этом плохого? Будете юной гармоничной парой, — отточенный преподаванием и общением с коллегами сарказм капает с клычков. Моя маргаритка хочет быть грозной гадючкой. Забавно. Такая милая.

Это я некстати улыбнулся, походу. Да.

Надо срочно реабилитироваться и конкретно:

— Нахрен эту дуру и идеи моей био-семейки! У меня есть любимая жена, дети и больше мне ничего ни от кого не нужно. Да, и по-хорошему детям нашим такие бабка с дедом не упали вообще ниоткуда и никуда. И низачем.

— Влад, отвлекись на секундочку от своей главной жизненной цели — добиться признания родителей. Пойми, если ты сейчас не восстановишь здоровье, то ты этой цели достичь просто не успеешь.

Драгоценная жена смотрит с тревогой, и я понимаю, что шутки кончились.

Дело отнюдь не в ее неверном целеуказании. Нет. Тут более глубокий смысл. Но реагировать надо срочно:

— Не так! Ты не права! Моя главная цель давно связана с тобой и детьми.

— Правда? — очень коварно улыбается мне Единственная.

Но я же этот, безмозглый кролик, когда ее вижу. Отшибает все, кроме основного инстинкта, поэтому особо не задумываюсь:

— Истина!

— Ого, ну, если у тебя такая важная и серьезная цель, то ты ведь понимаешь, что первое, чем тебе необходимо заняться, это позаботиться о себе. Кто лучше тебя сможет обеспечить нам с детьми долгую и счастливую жизнь?

Я понимаю, что она меня поймала.

Все же, какие бы дифирамбы моим мозгам в научном сообществе ни пели, в интригах и ловушках против дорогой супруги я щенок. Особенно там, где речь идёт о чувствах, эмоциях и человеческих взаимоотношениях.

— Конечно, дорогая, ты права. Но…

Марго вопросительно вскидывает бровь:

— Но?

— Да, есть, конечно же, это самое но. Хочу напомнить тебе, что мы с тобой связаны навечно. И что бы со мной ни происходило, я не планирую проявлять благородство и уступать тебя кому-то более подходящему.

Да, я упрям, зануден и ужасный собственник.

— Опять. Наша песня хороша, да, Влад? — милая вздыхает печально, вероятно, вспоминая своего психотерапевта.

Но я в реанимации много чего переосмыслил, и сейчас я ее удивлю.

— Я самый достойный тебя, милая. Рядом с тобой есть и буду только я. Я. И никого больше. В жизни, в сердце, в постели.

— Отлично, — хлопает в ладоши профессор Ланская. — Теперь обсудим программу реабилитации от здешнего консилиума, а затем и твои действия в адрес носителей схожего с твоим набора ДНК.

Приехали.

Глава 39

Маргарита

Я устала. Очень.

Все эти годы я старалась быть не только осознанной личностью, но и заботливой женой, внимательной матерью, настоящей подругой и хорошим профессионалом. А теперь я понимаю, что я очень сильно устала.

Мне непросто дается Никита, но ребенок-то не виноват, что у меня столько сложных ассоциаций с ним и что его так покалечили взрослые. И я в том числе — допустила это. Не интересовалась, постаралась забыть Сашину интрижку и к ней даже мысленно не возвращаться.

Вот результат. Но я смиренно с ним стараюсь ужиться.

В мою жизнь снова вернулись регулярные посещения психотерапевта, плюс добавился обязательный терапевт для Ника, отдельный. Видимо, теперь и для Руса будет нужно решительно настоять на реабилитационно-восстановительном курсе. Иначе они с Ладой, два психически неустойчивых подростка, мне еще выкинут. И Марка! Марка тоже надо загнать в терапию.

Пресвятые Просветители, сейчас запишу, а то со всем творящимся вокруг дурдомом, могу забыть. Возраст.

Время не ждет.

А мы тупим, похоже. И этого понимать и принимать не желаем.

Хотя все наши проблемы они, если глянуть со стороны — как на ладони. Но мы-то внутри ситуации и со стороны посмотреть не всегда можем. А надо бы.

Сначала, когда вылезли проблемы Влада с семьей, мне хотелось топать ногами и кричать: «Как так можно? Да пошли ты их на хрен! Вот ещё, переживать из-за такой глупости…».

А потом вспомнила Веру Павловну, которая имела меня и мой мозг на протяжении сорока лет. И как я все это терпела, и как