молодой страны. Такой человек, как вы, мог бы стать реальной силой, направленной на доброе дело, но вы сосредоточены на своих личных делах. Вас больше интересуют джерсейские коровы, чем судьба тех бедных беспомощных рабов.
– Их судьба не мое дело.
– А Линкольна вы считаете великим человеком или нет?
– Никогда не пытался это осмыслить.
– Вы вообще когда-нибудь думаете, офицер Уайток?
– Нет, если это необязательно. Полагаюсь на свою жену.
– Ничего нет проще с вами поссориться, сэр. Но я сюда пришел не для ссоры. Я пришел доставить письмо миссис Синклер. По пути мне встретился Титус Шерроу, и письмо я передал ему вместе с указаниями вручить леди лично в руки. Теперь же я хочу знать, выполнил ли он мое поручение.
– Да, безусловно.
– Хорошо. За доставку я дал ему нью-йоркский шиллинг. Считаю, что заплатил хорошо, так что не позволяйте ему вытянуть из вас еще.
– Нет, конечно, – сказал Филипп.
– Надеюсь, миссис Синклер вне себя от радости.
– Да, так и есть – и рабы тоже вне себя.
– Может быть, вы скажете ей, что письмо она получила с моей помощью?
– Обязательно, – кратко ответил Филипп.
Они распрощались. Тем временем полукровка по влажной извилистой, поросшей травой тропинке вернулся в дом Уилмота.
– Надеюсь, вы так же рады видеть меня, босс, как я рад вернуться, – заметил Тайт, пребывавший в хорошем настроении.
– Разумеется, я рад, – сказал Уилмот, – ведь ты все здесь оставил в адском беспорядке. Все не на своем месте, немытые кастрюли и сковородки, нет хвороста для растопки. Где тебя носило?
– Навещал бабушку, босс. Должен был вернуться раньше, но застал ее очень больной, и никого, кто мог бы за ней ухаживать. А по пути обратно мне встретился мистер Базби, который поведал, что у него для мадам Синклер письмо, в котором говорится, что ее муж жив. Мистер Базби не решался сам отнести письмо…
– Почему? – перебил Уилмот.
– Не знаю, босс, но он чего-то опасался. Дал мне нью-йоркский шиллинг, чтобы письмо доставил я. – Тайт вытащил монету из кармана и стал задумчиво ее рассматривать. – Не так уж много, но хватит на хорошую тетрадь для записи лекций, которые скоро начнутся. Лучше оставлю монету здесь, на полочке для часов, чтобы не потерялась. И приготовлю вам ланч. Боюсь, вы слишком мало едите, когда меня нет.
– Ни разу не поел по-человечески. – Голос Уилмота задрожал от жалости к себе.
Вскоре из кухни послышалось дребезжание моющейся посуды, а потом потянуло ароматами жареных сосисок и кофе. Тайт застелил стол чистой скатертью и накрыл на двоих. Уилмот, подвижное лицо которого было раздосадованным и голодным, придвинул себе стул.
– Ты очень много наготовил, – сказал он, поглядывая на шесть сосисок и гору жареной картошки.
– Свиные сосиски – другие не такие хорошие, – сказал Тайт, – и молодая картошка. Давайте, положу вам спелых помидоров, которые я подобрал по пути на грядке в «Джалне». И налью вам кофе. Сливки густые, как пудинг, босс.
К Уилмоту вернулось хорошее самочувствие. Конечно, Тайт его баловал, а он, несмотря на подозрения, терпел Тайта.
– У меня жизнь очень интересная, босс, – сказал Тайт. – Каждый день происходит что-то занятное. Скучно не бывает. И всегда я нахожу чем заняться. Сразу после ланча пойду ощипывать жирного гуся – того, что висит в кухне.
Некоторое время спустя он вернулся и поднес гуся прямо к носу Уилмота.
– Вы не считаете, босс, что у этого гуся резкий запах? – поинтересовался он.
– Убери от меня этот ужас! – понюхав, заорал Уилмот.
Тайт вдохнул запах туши, чуть ли не смакуя его.
– Да, запах довольно резкий, – заключил он.
– Унеси его отсюда и закопай, – приказал Уилмот.
Но когда чуть позже он зашел в кухню, Тайт сидел на низком стульчике и ощипывал гуся.
– Было бы жалко, босс, – пояснил он, – выбрасывать эти замечательные перья. А что касается вони, к ней на удивление быстро привыкаешь.
– По-моему – нет, – сказал Уилмот и хлопнул дверью.
Совсем скоро оба мирно сидели в плоскодонке – привязанная к маленькому причалу, она всегда была наготове. Тайт неторопливо греб, а Уилмот сидел в кормовой части, откинувшись на старую выцветшую подушку. Он рыбачил, используя кусочки гуся в качестве наживки. Поверхность воды на реке была гладкая, как стекло. Рябь от лодки колыхала разноцветные листья растущих прямо из воды ив. Пение неведомых птиц пронзало тишину, но самих певунов видно не было. Они сгрудились среди угасающей листвы, предвосхищая свой опасный перелет на юг. Однако голубые сойки и еще какие-то птицы, которые оставались здесь, расправили крылья и беззаботно носились над рекой, отражаясь, как в зеркале, в воде, которой совсем скоро суждено превратиться в лед.
– Я все еще размышляю о том, – сказал Тайт, – какую интересную жизнь я веду, босс. Со мной каждый день происходит что-то неожиданное. И хотя иногда бывают проблемы, они всегда как-нибудь решаются. Вы так не считаете, босс?
– Я не прошу лучшей жизни, – отозвался Уилмот.
XIII. Отъезд
Стой самой минуты, как Люси Синклер получила письмо от Кертиса, она буквально вся сгорала от нетерпения. Она не могла ни на чем сосредоточиться, даже на том, чтобы по-настоящему подготовиться к поездке на юг, которую считала неминуемой. Она приказывала Синди и Белль достать все ее платья, нижние юбки с воланами, обшитые кружевами рубашки и ночные сорочки, чтобы сложить их для поездки, но когда она созерцала этот арсенал нарядов, то впадала в полную растерянность и приказывала служанкам все убрать с глаз долой. Она не переставая волновалась о деньгах и то и дело пересчитывала то, что от них осталось, совершенно упуская из виду сумму, которую отдала Тайту Шерроу. Она плохо спала и просыпалась в слезах от кошмаров, в которых муж являлся ей с петлей на шее. Синди теперь спала на матрасе в комнате Люси прямо на полу. Когда ее будили звуки хозяйской тоски, она тоже начинала причитать. В соседней комнате от этого пробуждалась Белль, и в результате от громких голосов и шумных рыданий рабов просыпались дети. Аделину и Филиппа, спавших в своей комнате на первом этаже, шум не тревожил, а вот Неро, почивавший на коврике у их двери, важно поднимался по лестнице и смотрел на гостей с мрачным неодобрением. Потом он издавал недовольный горловой рык и возвращался вниз.
Жизнь троих старших детей из-за неупорядоченности в доме приобрела неожиданные краски. За детьми почти не смотрели, и они делали что хотели, следуя своим беспорядочным желаниям. Одевались во что хотели, ели когда хотели и что хотели. Они (то есть Августа и Николас) придумали игру – что-то
