вышли с овощной базы через дыру в заборе и оказались во дворе. Вокруг стояли два трёхэтажных кирпичных дома и один деревянный барак. Во дворе росли тополя и на лавочке сидели две бабки. Мы рассмотрели их позже, после того как прошли сквозь развешенные простыни на бельевой верёвке. Такое хамство на какое-то время парализовало кумушек. Но уже через минуту одна из них неслась за Петровичем, норовя огреть его алюминиевым тазом по башке. Он петлял между тополей стараясь уйти от погони, но под живчиком папаши Каца не рассчитал и упал, врезавшись в дерево. Бабка догнала Петровича и начала его методично обхаживать тазом, добавляя тому вмятин и сопровождая избиение отборным матом.
— Постойте, гражданка, — первым до неё добрался знахарь и схватил за руку. — Вы нам так проводника убьёте. Сядьте! — Бабка тут же остановилась и с остекленевшим взглядом уселась в таз. Петрович поднялся и держась за голову молча побрёл вперёд.
— Петрович, ты как?
— Лучше всех. Они вон туда пошли, на проспект. Так чего, чирик надо бы, за увечья, — грузчик покачивался словно метроном, но взглядом зацепился и держался на знахаре.
— Я тебе дам даже больше, — Изя взял его за руку и посмотрел ему в глаза. — Ты теперь не пьёшь, Петрович.
— Старичок, зачем? Он же к вечеру уже без штанов будет ходить, — фыркнула Лиана.
— Ну пусть последние часы в трезвости проведёт, — ответил папаша Кац.
— Садист ты, Изя, — усмехнулся Череп.
— Пошли быстрее, надо найти нейромантов. Они наверняка знают, куда идут.
— Куда? — спросила Плакса.
— К выходу, вот куда, — улыбнулась Кобра. — Череп, когда здесь начнут обращаться?
— К вечеру. От шести до восьми часов, насколько я помню. Может раньше.
Мы пересекли по диагонали ещё два двора, не отвлекаясь на подозрительные взгляды. Причём особо пристальное внимание заслужил папаша Кац с Пашей за плечами. Тот выкрикивал разные гадости шокируя местных жителей. Ни один из них не заинтересовался Лианой в экзоскелете, вскоре мы поняли почему. Пройдя переулком мы всё-таки вышли на широкую улицу и сразу попали в руки навязчивого человека.
— А вот и ещё делегация! — ко мне подбежал юноша с комсомольским значком на пиджаке. На нём дедушка Ленин уже был лысым в отличие от октябрятского значка. Пока осилил трудный путь до комсомольца полысел. — Вы откуда, товарищи?
— С севера, — брякнула Лиана.
— У нас представителя из Северного Тушино, товарищи, — радостно оповестил юноша собравшихся школьников. — Вы педагоги? — Уже тише поинтересовался он.
— А что, может и педагоги, — улыбнулась Плакса. — Я учитель рисования. Вот этот высокий мужчина физрук. Этот носатый преподаёт биологию. Учительницы литературы и химии, а также наш трудовик. Все на месте. — Представила нас Плакса. Меня она записала в трудовики, Лиана и Кобра попали в гуманитарии.
— Замечательно! Я смотрю вы уже подготовились, вы, вероятно, человек-ракета? — спросил он Лиану.
— Ага, ещё какая, — согласилась Лиана и показала на меня в броне со шлемом, который сам оказался на голове. — А он Марсианин.
— Превосходно! Вас мне и не хватало! Вам вот это и это, — он вручил Черепу картонку, прибитую к палке от метлы «Слава КПСС», а Плаксе с папашей Кацом достался транспарант с надписью «Мы в космосе!». Он что-то хотел вручить Кобре, но в него влетел со всего размаху миниатюрный спутник Земли. Кто-то покрасил шар из папье-маше серебрянкой, прилепил к нему антенны и надел на голову пионеру. О том, как он будет дышать в этом шаре или видеть изобретатель не подумал. Из «спутника» торчали худые ноги в белых гольфах и сандалиях. «Спутник» бился обо всех, и наконец был пойман комсомольцем.
— Иванов! — строго сказал он. — Ты оденешь его, когда мы будем на Красной площади! Вас не затруднит взять пионера на руки? — Спросил он Черепа.
— Дети пройдут пятнадцать километров? — скептически поинтересовался генерал.
— Они и тридцать пройдут, они же пионеры! На улице Горького мы вольёмся в общую колонну и в конце пройдём по Красной площади перед самим товарищем Хрущёвым.
— Считайте меня коммунистом! — донеслось из корзины. Папаша Кац передёрнул плечами и тут же услышал. — Не толкайся, гнида!
— Кто это у вас там? — вытянув шею комсомолец попробовал заглянуть за спину папаше Кацу.
— Говорящий попугай. Он тоже идёт на демонстрацию.
— А он там ничего лишнего не скажет? — с опаской спросил комсомолец. — А то знаете, у нас с этим строго.
— Хрущёв дерьмо! — прокаркал Паша. Комсомолец схватился за сердце и побледнел. Папаша Кац взял его за руку и заверил: — Вы не беспокойтесь, он будет молчать.
— Я не буду молчать! Я у Галатеи не молчал и здесь не буду. Слава Галатее за наше счастливое детство! — тут же откликнулся попугай.
— А можно Галатею на Никиту Сергеевича поменять? — спросил знахаря комсомолец, поправляя очки.
— Я уговорю его, не беспокойтесь, — заверил его Изя.
— Хорошо, а то нам пора выступать. Иванов, сними это с головы пока не задохнулся, — Череп осторожно снял с пионера «спутник». На нас взглянул вихрастый мальчишка в веснушках.
— Боже мой, — вздохнула Лиана. — Они все превратятся скоро. Я не трону его, пусть кусается.
— Может он выживет? — спросила Плакса.
— Кто я? — у Иванова ещё не сформировался голос, и он пискнул, как и Плакса.
— Ты, ты. Идём, всё будет хорошо, — заверил его Череп.
— Обычно после такой фразы пора начинать искать убежище, — скептически произнёс Изя Кац. — Я предупреждал…
— Слушайте! — меня осенило. — Где-то в колоне должны быть и наши «доктора». Иначе бы они уже выдали себя.
— Если они проскользнули раньше?
— Невозможно, эти здесь самого утра. Мальчик, ты во сколько сюда пришёл?
— Два часа назад. Меня мама привела, сказала, что сегодня уроков не будет, — поведал пионер.
— Я тебе даже больше скажу. Завтра их тоже не будет, — по секрету сообщила ему Лиана. — Ты сколько весишь?
— Зачем вам это, тётенька? — хитро спросил Иванов. — Боитесь он меня не поднимет?
— Ну вот тебя нашему физкультурнику тащить на плече через всю Красную площадь, конечно, боюсь.
— Двадцать пять килограмм.
