сморщился, сердито сплюнул, потом осторожно принюхался.
— Сера! — воскликнул он. — Здесь пахнет серой.
— И что это означает? — недоумённо пожал плечами Крайк.
— Обычно это может означать близость вулкана, но, убей меня ломаным дротиком, если я вижу здесь хотя бы что-то похожее на огнедышащую гору Сюда б Арсения, он-то человек учёный, наверное, объяснил бы как-то это явление.
— Если мы идём туда, куда нужно, то Арсений здесь проходил. Возможно, мы найдём следы.
— Даже наверняка найдём, — кивнул Дитрих. — Среди такого количества деревьев и по такой внешне плотной почве нельзя пройти большому числу людей, не оставив устойчивых следов. А больше когорты Девятого легиона нигде пройти не могли. Если только того мальчишку-пастушка нам не подослали, чтобы направить на ложный след. Думаю, это невозможно. Друиды хитры, но местные охотники и пастухи достаточно простодушны. Лгать они умеют очень плохо.
— И считают ниже своего достоинства! — подхватил Крайк. — Нет, я тоже уверен, что мальчик говорил правду.
— Тогда посмотрим. — Зеленоглазый вскочил в седло, но, когда его товарищ хотел сделать то же самое, предупреждающе поднял руку:
— Погоди. Я сперва проеду немного, проверю, что за почва. На вид она надёжна, но кто знает? Я никогда такой не видел, ты тоже, поэтому проверим.
— Тогда почему верхом?
— Потому что мы ведь не хотим идти через этот лес пешком, верно? Чем ближе к земле, тем сильнее проклятый запах. Значит, лучше проверить не как тут ходить, а можно ли тут проехать.
Дитрих пустил коня мерным шагом, легко огибая далеко отстоящие друг от друга мёртвые стволы. Земля оказалась действительно плотной, лишь сверху покрытой скользкой грязью, вероятно, после прошедшего накануне ливня. Проехав около сотни шагов, тевтон махнул рукой товарищу:
— Давай! Поедем спокойным галопом, так будет надёжнее. Но не держись ни вплотную ко мне, ни слишком далеко.
Крайк прекрасно понимал, что означает такое предупреждение. Лес выглядел совершенно пустынным, вымершим, однако сказать с уверенностью, что где-то поблизости путников не караулит опасность, ни один из них не мог. Лошади вели себя нервно, фыркали, сопели, что могло быть и реакцией на отвратительную серную вонь, и ощущением опасности.
Спустя час с небольшим Зеленоглазый слегка натянул поводья Хастига и подъехал к накренившемуся, видимо готовому упасть, стволу лиственницы. На нём виднелась отметина, явно оставленная не когтями зверя — длинный, белый след, глубокий, без зазубрин.
— Зарубка! — воскликнул Дитрих. — Слава богу, наконец-то он догадался!
— Думаешь, Арсений оставил эту отметину?
— Думаю, да. Вероятно, к этому времени он уже понимал, что когорты, скорее всего, идут в заранее расставленную ловушку, и хотел предупредить меня.
— Он знал, что ты будешь его искать?
— А то как же? Судя по надрезу, его сделал верховой — даже человек очень высокого роста, стоя на земле, держал бы нож под другим углом. Лезвие очень хорошей ковки, без неровностей и без зазубрин, значит, не местного производства. И потемнел надрез примерно так, как должен был потемнеть, если его сделали месяц с небольшим назад. Задумай наши враги ловушку уже для нас, отметина была бы свежая.
Крайк рассмеялся, но тотчас поёжился: среди этого странного леса смех звучал как-то необычно — эхо не эхо, но что-то будто усиливало его. От этого становилось не по себе.
— А зачем нашим врагам ставить зарубки и сбивать нас с пути, если мы идём в ту же ловушку, в которую они заманили твоего друга-легата с его воинами?
— И то верно! Однако, или мне кажется, или за нами следят.
Эти слова Дитрих произнёс по-латыни, затем вслушался. Лес кругом молчал тем же мёртвым молчанием. В нём, кажется, даже птицы не водились, а уж другая живность наверняка избегала этих мест.
— У меня тоже очень неприятное ощущение, — согласился с товарищем Крайк. — Но это, верно, моя безумная сестрица по-прежнему за нами тащится. Сказать по правде, во время грозы я вспомнил о ней и подумал, как ей-то должно быть страшно среди сплошного грохота и молний.
— И я это подумал! Даже восхитился! — усмехнувшись, признался Дитрих. — Женщина с такими нервами и таким мужеством достойна уважения, какие бы цели она ни преследовала. Но сейчас, поверь, если только нам не мерещится и мы не испытываем наваждений от этого жуткого «аромата», то дело не в Рионе.
— То есть?
— То, что, по-моему, кроется в этом лесу, находится не позади нас, а впереди. А возможно, уже рядом. И, как мне кажется, с разных сторон. Будь очень внимателен, Крайк.
Они поехали дальше, перейдя с галопа на шаг. Оба отлично понимали, что останавливаться бессмысленно: если им угрожает опасность, то она не станет меньше, вздумай они остановиться. Однако время шло, но всё оставалось по-прежнему.
— Они ждут вечера, — сказал наконец Крайк. — Определённо они ждут вечера. Эти дохлые деревья слишком далеко друг от друга, меж ними трудно пробираться незаметно, значит, им лучше дождаться темноты.
— Возможно, — согласился Зеленоглазый. — Послушай, давай говорить только по-латыни. Ты ведь хорошо её знаешь. Возможно, её знают и наши преследователи, по крайней мере их предводители, но всё равно на всякий случай примем эту меру предосторожности.
— Согласен. Жаль, что я не говорю на германском языке. Вот его друиды уж точно не знают!
Дитрих рассмеялся, вызвав то же странное эхо, что так насторожило Крайка.
— Мой язык не слишком трудный, я мог бы обучить тебя некоторым фразам, но сейчас время не очень для этого подходящее. А вот и ещё одна зарубка!
Новая отметина оказалась в стороне от пути, по которому ехали путники, но Зеленоглазый разглядел её даже на приличном расстоянии. В этом месте он обнаружил и другие следы: там было много поваленных пихт, их сухие ветви местами оказались обломаны и помяты, словно их не раз и не два задевали щитами либо ножнами мечей. Здесь прошло много людей. Скорее всего они очень устали, вот и сбивались с прежде стройного шага.
Ещё час пути, и бритт с тевтоном вышли на узкую прогалину, образованную несколькими упавшими крупными стволами, которые, падая, сломали и обрушили с десяток других деревьев. Тотчас обнаружилось, что некоторые пихты не просто упали, но были срублены, и, судя по всему, не так давно. Одно или два дерева, очевидно, изрубили на куски — на земле белели кучки щепок, а меж поваленных стволов на чёрной
