люди посещают это заведение. В том числе и отпетые зэки, и душевнобольные. Да мало ли кто еще.
Кстати, скорее всего для этого же, в дверях кабинетов для допросов, или их еще называли «следственные кабинеты», обязательно был «глазок. И дежурный или постовой ИВС периодически заглядывали в него.
Только, если в кабинете работали оперативники, никакого просмотра через «глазок» не было.
Суворова привычно уселась на скамейку слева от входной двери и приготовилась вести записи следственного действия.
Напротив должен был сидеть Звягинцев.
Бурый занял свое законное место на стуле у окошка.
В кабинете воцарилось молчание.
Хорошо было слышно, как постовой ИВС вызывал из камеры в коридор Звягинцева.
Через минуту дверь в кабинет отворилась, и постовой ввел подозреваемого. Перепутать его с кем — либо было очень даже затруднительно.
Рост не менее 190 сантиметров, если не больше. Крутая сажень в плечах. Крупная голова. Размашистые движения. Густая шевелюра каштановых волос на голове.
Увидев Татьяну Васильевну, Звягинцев откровенно обрадовался:
— Вот и ладненько. Теперь я спокоен. Никакого беспредела со стороны следаков не будет. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!
— Здравствуйте, Александр! — Строгим голосом встретила своего подзащитного Суворова.
Ей явно не понравился игривый тон Звягинцева, с которым тот обратился к ней.
Ладно, если бы это было наедине. А то ведь следователь здесь. И все замечает. Потом будет рассказывать всем со своими комментариями, естественно, о которых можно только предполагать.
«Не хорошо это все. Неуместно».
— Понял. Не дурак. Был бы дурак, не понял.
Задержанный, все с таким же приветливым лицом, на котором просто — таки играла улыбка, уселся напротив своего защитника.
После этого оба они повернулись к следователю, ожидая услышать от него, что будет далее.
Поняв, что все ожидают от него проявления инициативы, Бурый раскрыл папочку. Вероятно, в ней находились материалы уголовного дела против Звягинцева.
— Итак. Приступим.
Голос его звенел то ли от того, что в кабинете воцарилась тишина, то ли от того, что он понимал, что сейчас он крути — верти. А эти двое будут делать то, что он скажет.
— Хотя бы формально, для протокола я должен спросить: задержанный Звягинцев! Вы согласны, чтобы Вашу защиту в уголовном деле обеспечивала Суворова Татьяна Васильевна?
Звягинцев удивленно посмотрел на следователя:
— Я не понял! В чем вопрос? Я же сразу заявил, чтобы мне в защитники назначили Татьяну Васильевну. Зачем еще вопросы какие — то?
— Успокойтесь, Александр, — вмешалась Суворова. — Так положено спрашивать. А Вы, если согласны, просто скажите об этом. И все.
— Ну, так бы и сказали. Конечно, согласен.
— Есть ли какие ходатайства, заявления? — Бурый обратился к адвокату.
— Простите. Но я хотела бы переговорить пару минут с подзащитным наедине перед допросом. Я ведь не знаю его позицию по делу.
— По делам, — уточнил следователь. — Пока он подозревается в совершении трех разбойных нападений. И по каждому эпизоду возбуждены уголовные дела.
— Тем более.
— Хорошо. Беседуйте. Я буду за дверью.
Собрав со стола документы, следователь вышел в коридор.
— Итак, Вас подозревают в совершении нескольких преступлений. Вы действительно их совершали?
— Совершал. Хотя обещал мамке, что завяжу. Но не сдержался. А все водочка. Выпить охота. А мамка денег не дает. Сам не работаю потому, что нигде не берут. Не доверяют, видите ли. Судимого вообще никуда не берут. Только в банду. Туда путь открыт всегда. Да, Вы и сами это знаете. Я все признаю. Не волнуйтесь. И расскажу и покажу. Быстрее бы только суд. Не охота в камере сидеть. Лучше уж на зоне. Там просторнее и все понятно.
— А зачем же тогда я Вам?
— А чтобы по — меньше дали в суде. И потом, поговорить — то в камере не с кем. Вы лучше скажите, как там мамаша? Убивается, наверное?
— Конечно, ей тяжело. И я ее, как женщина, как мать, понимаю. Сердце матери болит и о хорошем сыне, и о плохом.
— И о таком, как я, к примеру?
— Конечно. Тем более, что ты единственный у нее ребенок. К тому же она переживает и расстраивается еще и потому, что считает, что это она виновата в том, что воспитала такого сына, который из тюрьмы не вылезает.
— Понимаю. Я и сам все это понимаю. Но…. Ай! — Он махнул безнадежно рукой и опустил голову.
— Ладно. Оставим эти разговоры ни о чем. Значит, я буду исходить из того, что ты все признаешь?
— Ну, не все, конечно. Подельников я сдавать по любому не буду. Иначе мне вилы. Где находится краденое, я тоже, как Вы понимаете, не знаю. И то, чего не совершал, брать на себя не стану. А в остальном без упрямства, все расскажу.
— Договорились. Так, я зову следователя?
— Зовите. Чего уж.
***
Не стану описывать весь ход довольно длительного по времени допроса.
Скажу только, что Звягинцев рассказал, каким образом он участвовал, не в трех, как отмечал Бурый, а в пяти разбойных нападениях в разных частях города. Но как ни старался следователь выведать, кто же еще участвовал с ним в совершении преступлений, подозреваемый стоял на своем, как скала. Ни одного подельника не сдал. А ведь следователь так старался! Так старался!
По окончании допроса, когда Бурый и адвокат собрались уже уходить из кабинета, Звягинцев попросил Суворову остаться на пару минут.
Дождавшись, когда следователь покинет кабинет, он обратился к Татьяне Васильевне:
— Я тут попросить Вас хочу об одном одолжении.
— Что такое?
— Да, по правде говоря, не знаю даже, как сказать.
— Говори прямо. Чего ты хочешь?
— Я понимаю, что надолго здесь завяз. Следствие. Суд. А там и этап. Но прежде хочу еще раз попробовать картофельные драники со свининой. Можно без сметаны.
Суворова чуть не поперхнулась от удивления:
— Что?
— Драники, — все также мечтательно сказал Звягинцев.
Создавалось впечатление, что он уже видел эти самые драники воочию. И даже попробовал их.
— Ну, ты, даешь! Ты представляешь себе, как я буду проносить сюда драники и угощать тебя? Это же немыслимо. Меня просто выставят отсюда. И осмеют на всю вселенную. Нет, я многое могу сделать. Но такое выше моих сил и возможностей.
— А жалко. Я так их люблю. Мамка часто их жарила.
— Нет и нет. Даже не проси. Я просто не могу. Пойми меня, пожалуйста, и не обижайся.
— Тогда передайте, пожалуйста, мамке, чтобы не волновалась. Берегла себя. Передачи мне не надо готовить. У нее и так денег кот наплакал. Пусть лучше себе на еду и лекарства тратит. Обязательно передайте, что кормят здесь хорошо. Мне хватает. И вообще ничего мне не
