в чем он подозревается. Нутром чувствую, что расследование будет длительное и не легкое. Но сейчас нам предстоит его допросить только по одному эпизоду, на котором он «засветился» по полной. Насколько я понял, он и сам не отрицает этот эпизод. Так, что пока у нас с Вами никаких трудностей не должно быть. Хотелось бы, конечно, чтобы он и остальные эпизоды признал сам, а не пришлось бы мне все доказывать. Знаете ли, всегда хорошо для следователя, когда подозреваемый, а потом обвиняемый сам обо всем рассказывает. Пусть даже в своей обработке.
— Посмотрим, посмотрим. Я заранее не хочу ничего обещать. Но я всегда готова идти навстречу умному и добросовестному следователю, у которого его слова не расходятся с его делами.
— Поверьте мне на слово. Я был таким и останусь, уверен, в будущем. Еще никто из моих подопечных не сказал, что я зря «навесил» на него то, что он не совершал. Но, если я уверен, и для моей уверенности есть все веские основания и доказательства, то, отпирайся, не отпирайся, я вменю все, что положено.
Суворова внимательно взглянула на собеседника. Он все больше начинал ей нравиться. Как следователь, конечно.
— Ну, что ж. Посмотрим. Так что Вы планируете делать сейчас?
Но, не отвечая на вопрос защитника, Бурый задал совсем неожиданный для нее вопрос:
— Скажите, Вы раньше защищали Звягинцева?
— Да. А какое это имеет значение в данном случае? — В свою очередь спросила Татьяна Васильевна.
— Нет, нет, никакого. Я спросил только потому, что он сразу назвал Вас в качестве своего защитника. Это меня несколько удивило.
— И все-таки, что будем делать дальше:
— Вы ведь будете ходатайствовать о личной встрече с подозреваемым наедине, — скорее констатировал, чем спросил Бурый.
— Вы угадали.
— Поэтому мы сейчас спустимся в ИВС. Я оставлю Вас. Надеюсь, что Ваша беседа, или встреча, как будет Вам угодно, продлится не долго. Знаете ли, много нужно успеть еще до того, как предъявить обвинение Звягинцеву.
— Не знаю. Все будет зависеть от позиции моего клиента.
— Я же сказал, что надеюсь на это. Я не собираюсь ущемлять ни его, ни Вас в Ваших правах.
— Договорились. Так, идем?
— Да, пойдемте.
Они спустились на первый этаж все в то же фойе с помещением оперативного дежурного.
Дежурный, по всей видимости, знал следователя в лицо. Потому, что сразу открыл дверь, ведущую к другой двери, непосредственно в изолятор временного содержания.
Эту дверь открыл уже дежурный по изолятору, прапорщик милиции.
Проверив документы только у Суворовой, так как, скорее всего, и он был лично знаком со следователем, он пропустил их в помещение изолятора.
***
Адам Александрович прервал свой рассказ.
— Кратенько опишу, что собой представляло, это помещение, именуемое изолятором временного содержания в то время. Ведь в свое время до реорганизации у нас в РОВД был свой ИВС. Правда, в гораздо меньших размерах. Да, нам большего и не надо было. Хотя, не часто, но было такое, что иногда в очередь приходилось вставать, чтобы попасть в него. Особенно, если там работали оперативники.
— Не буду спорить, тебе виднее. Я вообще в Вашем заведении не был никогда. А почему ты говоришь, представляло. Он, что сильно изменился с того времени, когда я был в нем?
— С того времени все внутри него могло измениться. Мир меняется, не то, что какой — то изолятор временного содержания. Тем более, что, хотя практически все изоляторы строились по одному плану, в каждом имелись свои особенности.
Так, вот, если помнишь. Длинный коридор, разделенный на две неравнозначные по территории части металлическими решетчатыми дверями с толстыми прутьями. Это, наверное, чтобы руками не смогли согнуть их. А кто будет этим заниматься, да еще голыми руками. Как будто техники нет. Или приспособлений разных. Или предателей в системе того же ИВС, который откроет, если нужно будет, эти же самые двери.
Между этими дверями находился служебный кабинет начальника ИВС и «каптерка» или помещение для разного рода имущество.
За вторыми дверями располагались вначале двери в кабинеты для допросов. Далее следовали двери в камеры. Сколько их было, никто не считал. Да и зачем?
— Ну, в целом ты, дружище, правильно все описал.
— И опять же, это было в те годы, когда происходили описываемые события. Но все могло измениться.
К тому же, руководство милиции постоянно предпринимает значительные и дорогостоящие усилия по обеспечению безопасности своих сотрудников. Почему — то именно сотрудников, а не посетителей ГОВД, в том числе и ИВС.
Ведь ранее практически любой человек мог пройти в помещение отделов внутренних дел. Только в случае, если этот входящий вызывал недоверие, дежурный мог остановить его для проверки.
Так было у Вас, и ну нас.
— Правильно.
— И все было нормально. И всех это устраивало. Но теперь такого нигде нет. Везде постовые, специальные приспособления охраны (например, турникеты и так далее).
Может и нужны такие меры. Особенно в связи с террористическими актами. Возможно! Но не привычно как — то. Ведь те же сотрудники милиции все — таки выходят из окруженного охраной здания. И лицом к лицу могут столкнуться с теми же террористами. Но уже вне стен ГОВД. А как им быть в таком случае?
По этой причине я не воспринимаю эти последние нововведения.
Хотя и подчеркиваю, что раз это делается, то, возможно, это и нужное дело.
***
Проведя посетителей вначале через одну металлическую решетчатую дверь, а затем и другую, прапорщик подвел их к двери, на которой висела табличка с надписью: «Для допросов».
— Нам нужен Звягинцев, двести седьмая часть вторая, — сказал Бурый прапорщику.
— Сейчас приведу.
Суворова неоднократно уже бывала в этом изоляторе. Поэтому все это не было ей в диковинку.
Ка и то, что в кабинете, куда они вошли со следователем, в стене напротив входа располагалось небольшое окошко с двойной рамой. Обычно закрытое, и летом, и зимой. Как говорится: зимой и летом, одним цветом.
У этой же стены стояли деревянные стул, стол.
Вдоль стен справа и слева от входа располагались деревянные скамейки, на которых могли свободно уместиться по два — три человека.
Адвокат прекрасно знала, что ножки стола, стула для следователя, скамеек для допрашиваемого, его защитника, представителя и других лиц, допущенный к проведению следственного действия (не только допроса, но и очной ставки, например) были привинчены к полу. Поэтому сдвинуть их не представлялось возможным. Она и не пыталась это сделать.
Как понимала Татьяна Васильевна, это было сделано опять же для обеспечения безопасности присутствовавших в кабинете людей. Всякое ведь бывает. И разные
