И вместе свернем горы!
Когда мы заканчиваем сочинение песни, я всегда слышу в голове, как она будет звучать живьем. Когда мы записали ее, я уже слышал, как нам подпевают тысячи фанатов. У меня от этой мысли мурашки бежали по коже.
Гленн был в ударе и придумал трек, который стал классикой Priest на все времена. В студии я не выпускал из рук свой надежный тезаурус, и фраза просто бросилась на меня: «Эй, парни, послушайте-ка: "Чертовски быстро"[61]! Ух ты! Это же настоящий Priest!» Гленну фраза понравилась, и он придумал остальное – а рифф-то какой!
Однажды вечером мы решили отдохнуть от записи и посмотреть по телику в баре студии бой Мухаммеда Али против Леона Спинкса за звание мирового тяжеловеса. Парни все еще работали, а я смотрел преамбулу перед боем, и ребята попросили меня позвать их, когда начнется бой.
Когда Али и Спинкс вышли на ринг, я побежал в комнату с микшерным пультом и на эмоциях подпрыгнул, вбежав через дверь: «Эй, парни, бой начинае…»
БАХ! Слишком высоко прыгнул. Долбанулся макушкой о звуконепроницаемую дверную раму и рухнул на спину, как будто Али врезал мне ниже пояса. Ай!
– Не беспокойтесь, это всего лишь царапина, – предположил я, неуклюже пытаясь встать на ноги, и кровь хлынула к лицу.
– Нет же, черт возьми, не просто, – запаниковал Гленн. – Я твою черепушку вижу, дружище!
Я провел в отделении травматологии пару часов, и мне наложили несколько швов – великий бой я, разумеется, пропустил. Зато остался на память шрам, напоминающий о победе Али.
Гленн сочинил музыкальный номер под названием «Killing Machine» («Безжалостный убийца»), и мы решили так назвать альбом, потому что фраза идеально описывала нашу группу на тот момент: искусная безжалостная металлическая машина. Мы видели в этом глубокий смысл… но затем нам позвонили из Arnakata.
Менеджмент сказал, что в Великобритании CBS такое название устраивает, но в Америке не прокатит. За последние месяцы в Штатах был всплеск массовых перестрелок, и они считали, что такое название слишком скандальное и вызовет негативное освещение в прессе.
Больше всех негодовал Гленн. «Мы ведь про себя поем – мы и есть машина для убийств! – жаловался он – Мы не убиваем людей: машина – это наша музыка Judas Priest – машина для убийств с мощью металла. Неужели они не въезжают?»
Ирония состояла в том, что, разумеется, в качестве альтернативного названия американский лейбл выбрал Hell Bent for Leather, и это был гениальный ход, принесший дивиденды как им, так и нам.
Killing Machine удостоился хвалебных отзывов в Великобритании и стал нашим третьим альбомом подряд, попавшим в топ-40. Мы всегда пристально следили за своей позицией в хит-парадах. Каждый артист так делает. Любая группа, которая отрицает это, – врет! В общем, мы были потрясены тем, что случилось дальше. Наши предыдущие синглы никогда даже близко в хит-парады не попадали. Мы этого и не ждали: мы ведь играли хеви-метал, и это был не наш мир. Но первый же сингл с этого альбома все изменил.
Мы охренели, когда «Take on the World» оказался в топ- 40 на 31-м месте, и не могли поверить, когда он продолжил подниматься до 14-го места. Четырнадцатого! Но больше всего мы были удивлены, к чему все это привело: нас пригласили на передачу «Вершина популярности» (Top of the Pops).
Ничего себе! Это уже что-то! Мы появлялись в телике и много раз на радио, но… Top of the Pops? Шоу, которое я ребенком исправно смотрел каждую неделю, восторгаясь Хендриксом, Боланом, Боуи и Queen? Теперь мы действительно о себе заявили!
Меня переполняли эмоции по дороге в Шепердс-Буш, где находился телецентр Би-би-си. Маме, папе, Сью и Найджелу также не терпелось увидеть это по телику. Можно сочинять альбомы, давать концерты, даже гастролировать по Америке, но именно когда попадаешь в Top of the Pops, семья и друзья знают, что ты чего-то стоишь!
Шоу было не таким, как я ожидал. Студия была убогой, а в зале не больше тридцати подростков. Помимо нас в тот день еще выступали Dr Feelgood, которые мне нравились, и Донни и Мари Осмонд, волновавшие меня гораздо меньше.
Мы все еще работали над своим новым «кожаным» имиджем, но я уже его полностью на себя примерил. Черная кожа с ног до головы, фуражка с козырьком, ремень из пулеметной ленты. Длинные нарукавники с заклепками, и в последний момент я добавил еще один интересный элемент гардероба: длинный пастуший кнут, который купил в сельской лавке в Уондсворте.
Из-за этой последней детали возникла небольшая проблемка. Возможно, меня мало интересовала Мари Осмонд, но, похоже, она ко мне проявляла больше интереса. Priest зависали в гримерке и репетировали, и вдруг вошел один из продюсеров шоу и объявил неприятную новость.
– Роб, боюсь, кнут придется оставить, – сказал он.
– Эм? С чего вдруг? – спросил я. – Это же часть моего образа!
– Мари Осмонд жалуется. Ей не очень нравится.
Что? Я всегда был спокойным и добродушным парнем, который терпеть не может скандалы, но в этот раз был крайне возмущен.
– Подожди-ка минутку! Мы – британская хеви-метал-группа, на британском телевидении, и какая-то американская певичка указывает нам, что делать?
– Ну, эм… – замялся продюсер, – дело в том, что…
– Пошел вон!
Гримерку Осмондов было найти несложно. Когда я влетел туда с хлыстом в руке, Мари сидела в огромных бигуди, и ей делали макияж. Я был очень сердит, и плевать мне было на ее бумажные розы[62].
– Мари, я Роб из Judas Priest! – представился я.
– О! Привет, Роб!
– Что значит, ты не хочешь, чтобы я выступал с хлыстом?
– Ой, эм… ну…
Даже договорить ей не дал.
– Хлыст – часть нашего шоу, нашего образа! – провозгласил я таким тоном, который уже не терпел никаких возражений. Мари неуклюже улыбнулась и кивнула. «Присты» – 1; Осмонды – 0.
Накатив пару стаканов в баре Би-би-си, я спел живьем, а группа сыграла под фанеру. Прикол был в том, что в конце песни я как раз забыл щелкнуть хлыстом, но само выступление мне понравилось. Мы ощущали себя послами металла.
Более твердолобые и убежденные фанаты Priest были не согласны. Они считали Top of the Pops слащавым попсовым шоу, и, согласившись на выступление, мы их фактически предали. Некоторые недовольно ворчали, что мы «продались».
