–Ну конечно, – сказал мистер Уипплстоун. – С удовольствием.
Онуселся перед листом бумаги и мгновенно приобрел выражение, с каким сиживал застолом в своем не лишенном изысканности рабочем кабинете, взирая на уважительнождущую распоряжений секретаршу.
–Ну Фред, какие у нас еще неприятности? – спросил Аллейн. Этот его традиционныйвопрос был известен в Ярде едва ли не каждому.
–Нас все еще ожидает та публика из шатра. За вычетом тех, кому явно нечего былорассказать. И миссис Аллейн, – с некоторой неловкостью добавил Гибсон. – Ее мы,конечно, отпустили.
–Ее я и дома успею потрясти.
–И там... э-э... – еще более неловко продолжал Гибсон, – ну... в общем твойбрат.
–Как! – воскликнул Аллейн. – Мой Джордж! Ты хочешь сказать, что Джордж так исидит на своем толстом заду, дожидаясь, когда за него примутся свирепые полицейские?
–Ну... я...
–Миссис Аллейн и сэр Джордж, – мечтательно сообщил Фокс. – А что до совпадений,то о них нам упоминать запретили.
–Старина Джордж, – задумчиво произнес Аллейн. – Ну не потеха ли? Фокс, снимитепоказания с этой компании. Включая и Джорджа. Я пойду охмурять Громобоя. А тычем займешься, Фред?
–Обычной рутиной, чем же еще. Ссуди мне этих двоих, – он указал на Томпсона иБейли, – нужно поработать в дамской уборной. Особо надеяться там не на что. Новедь бродит же где-то по дому хозяин люгера. Мы, разумеется, ищем пулю, однакоэто та еще работенка. Ладно, увидимся, – угрюмо добавил он и вышел.
–Ну что же, займитесь уборной, – сказал Аллейн Бейли и Томпсону и отправился вбиблиотеку.
IV
–Послушай, – говорил Аллейн, – дело обстоит следующим образом. Ты – Вашепревосходительство, то есть, – можете, как вам, разумеется известно, приказатьнам выйти вон, как только сочтете это нужным. Что касается расследования внутрипосольства, мы можем обратиться в personna non grata с такой быстротой,что и моргнуть не успеем, и как таковым нам придется ограничить нашудеятельность, о который ты вне всяких сомнений составил весьма низкое мнение,заботами о твоей безопасности в тех случаях, когда ты будешь покидать пределыпосольства. Все очень просто, вопрос только в том, желаешь ли ты, чтобы мыпродолжали работать, или предпочитаешь, чтобы мы испарились. Сюда едетполковник Синклер, помощник комиссара столичной полиции. Он надеется повидатьсяс тобой. Он разумеется выразит тебе глубокие соболезнования, но ситуацию вцелом изложит примерно так же, как изложил ее я.
Впервыесо времени возобновления их знакомства Аллейн заметил в поведении Громобоянекоторую неуверенность. Он собрался что-то сказать, однако сдержался, смгновение пристально вглядывался в Аллейна, а затем принялся расхаживать по библиотекешироким шагом, и впрямь приводящим на ум затертую фразу о мечущейся по клеткепантере.
НаконецГромобой остановился перед Аллейном и схватил его за руку.
–Что ты думаешь о нашем расследовании? – требовательно спросил он. – Скажи.
–Очень впечатляюще, – немедленно отозвался Аллейн.
–Да? Тебе так показалось? Однако ты находишь странным, что я, кормившийся профессиейбарристера, счел нужным устроить подобное представление? В конце концов, этомало напоминает расследование, проводимое британским коронером.
–Пожалуй, сходство в глаза не бросается. Что нет, то нет.
–Совсем нет. И все же, дорогой мой Рори, мне удалось выяснить гораздо большетого, что смог бы установить ваш высокоуважаемый суд.
–Да? – вежливо спросил Аллейн. И чуть улыбнувшись, добавил: – А не могу ли яузнать, что именно выяснило Ваше превосходительство?
–Мое превосходительство выяснило, что мой “нкуки мту мвеньи” – мой “млинзи” –мой копьеносец говорит правду.
–Понятно.
–Ты немногословен. Не хочешь знать, как я это установил?
–Если ты сочтешь возможным мне рассказать.
–Я, – объявил Громобой, – сын верховного вождя. Мой отец, мой дед, прадед и такдалее до самого начала времен все были верховными вождями. Если бы этот человек,поклявшийся защищать меня, был убийцей ни в чем не повинного, преданного мнеслуги, он не смог бы раскрыть передо мной тело и заявить о своей невиновности.Это попросту невозможно.
–Понимаю.
–Ты скажешь мне, что английский суд подобного доказательства не примет.
–Я бы сказал, что он способен его принять. Хороший, красноречивый адвокат мог бысклонить его к этому. Суд принял бы его как доказательство невиновности ipsofacto. Впрочем, ты знаешь это не хужеменя.
–Ты мне вот что скажи. Для меня это важно. Ты веришь тому, что я говорю?
–Я думаю, – медленно произнес Аллейн, – что ты знаешь свой народ. Ты сам уверялменя в этом. Да. Я не уверен, но склоняюсь к тому, чтобы поверить в твоюправоту.
–Ага! – сказал Громобой. – Стало быть, наши с тобой отношения не изменились. Этохорошо.
–Но я хочу, чтобы ты ясно понимал одно – так я думаю или этак, это не влияет намое поведение в ходе следствия, ни в посольстве, коли ты нас отсюда не выставишь,ни за его пределами. Если мы найдем убедительные улики против этого человека,мы будем руководствоваться ими.
–Как бы там ни было, – сказал Громобой, – преступление совершено в пределахпосольства, то есть на территории нашей страны, так что английское правосудиена него не распространяется.
–Нет. В данном случае, что бы мы ни обнаружили, наши находки будут представлятьлишь отвлеченный интерес. Его просто вышлют.
–А тот человек, который стрелял в женской уборной из немецкого оружия? Тыговорил, что он тоже черный.
–Это миссис Кокбурн-Монфор так говорила.
–Глупая женщина.
–Я бы сказал в терпимых пределах,.
–Ее мужу следовало бы временами поколачивать ее и не выпускать из дому, –произнес Громобой и разразился раскатистым смехом.
–Скажи, если я начну сейчас расспрашивать тебя о после, ты не очень расстроишься?Он тебе нравился? Был близким тебе человеком? Такие примерно вопросы.
Громобойпровел по губам огромной ладонью, издал грудной, рокочущий звук и присел.
–Мне трудно на них ответить, – сказал он, наконец. – Что он был за человек? Какмы когда-то выражались – хлопотун. По вашим английским понятиям он поднялсянаверх из низов. Из крестьянского класса. Одно время доставлял мне немалозабот. Воображал, будто ему удастся совершить государственный переворот. Всеэто было довольно смешно. У него имелись определенные административныеспособности, но никакого умения властвовать. Вот такой от был человек.