зашумело, а виски заныли от тупой боли. Она вспомнила про очелье, сдавившее лоб, и сорвала его. Данил горько усмехнулся. А потом, повернувшись к ней спиной, опустив плечи, зашел обратно в денник.
Как Аня после всего оказалась у озера, она вразумительно бы и объяснить не смогла. И отчего ноги и подол юбки были мокрыми от росы? Она по дороге бежала или петляла, как раненый зверь, по широким газонам парка?
Ужо это всё равно.
Аня долго стояла у воды и смотрела на её синюю гладь. Замахнулась очельем, которое до сих пор так и сжимала в руке. Всхлипнула. Однако кинуть его в озерную глубь так и не смогла.
— Пропади всё пропадом! — крикнула в пустоту. И испуганно обернулась, когда по спине, против всякого чаяния, пробежал колючий холодок. А в воздухе запахло серой. Ане показалось, что на миг её ноги оторвались от земли, и она, едва не потеряв равновесие, еле как устояла на месте. Сердце зашлось от мучительного страха, будто только что забрался к ней под одежду могильный ветер.
Или почудилось всё из-за мук душевных?
Принялась озираться и креститься.
Трусиха. Никого нет! Одна здеся.
А ветер растрепал волосы и толкнул так, что Аня отлетела и шлёпнулась в воду.
— Кто ты? Кто? — испуганно закричала она.
Ответом ей было эхо: «Кто, кто, кто…»
Аня вскочила. Мокрая ткань юбки облепила ноги. От холода и страха заколотила сильная дрожь. И она, обронив очелье в траву, принялась судорожно выжимать подол платья.
Господи Всевышний, Иисус Христос, Сыну Божий, огради меня, рабу Божию Аннушку, своими святыми…
— Ой, Аннушку ли? — над головой прокатился противный смех. — Али Нюрку?
Неужто змора это?
В стороне от неё заскрипели ветки. Краем глаза Аня увидела, как взметнулись в воздух старые качели. Пустая, почерневшая от времени сидушка то взлетала, то падала без всякой на то причины.
Бежать, бежать, скорее бежать…
— Совсем не интересно на меня поглядеть тебе?
Бежать!
На этот раз ветер словно овеял лицо ледяным дыханием, заморозив её пленённый ужасом разум. И тревога на миг отступила.
— Явись, — неожиданно прошептала одними губами Аня, дивясь сама себе.
— Громче!
— Явись передо мной!
— Ты сама меня позвала. Помни это.
Всё стихло. Гомон птиц, стрекот кузнечиков в траве, жужжание оводов — все звуки вокруг исчезли. Только прерывистое дыхание Ани нарушало эту загробную тишину.
— Где ты? — шепнула она.
— Здеся!
Аня вздрогнула, услыхав за спиной свой собственный звонкий смех.
Да мне снится это попросту! Стала бы разве ведьма голосом моим болтать?
— А што, ты, может, и в людских душах разумеешь?
Так и есть! Это сон попросту!
Вот сейчас она обернётся и увидит себя рядом с Данилом. Горячая слеза покатилась по щеке. Аня резко обернулась. И вскрикнула, столкнувшись нос к носу с простой неумытой девкой в грязном крестьянском платье. Она стояла перед ней с растрёпанными волосами и тёмными, как ночь, глазищами.
— Не смотри на меня так. Моего лица всё одно запомнить не сумеешь. Догадаешься али нет, в чем секрет? — девка указала пальцем себе под ноги.
— Тени нету, — ахнула Аня.
— Тени нету, — опять передразнила её ведьма и, рассмеявшись, добавила: — Без света.
— Чаво ты хочешь от меня?
— Не любить — горе, а влюбиться — вдвое.
— Што?
— Помочь хочу. Тебя губить не интересно. Сердце твоё и без меня загублено. Желаешь отомстить?
— Кому?
— А ты подумай.
— Кому? — глупо переспросила Аня.
— С тобой водиться — что в крапиву садиться, — раздался обиженный голос. — Барышне своей!
— Как? — страх вновь держал Аню в крепких своих объятиях, и думать здраво она была не в силах.
— А вот так!
Змора дотронулась грязным пальцем до её щеки. Это лёгкое касание было так противно, что Аня тут же начала тереть лицо ладонью.
— Не бойся. Мне всего лишь слезинка твоя хрустальная нужна была. Вот смотри, как могу.
Она подмигнула и, приложив палец к губам, облизнула его кровавым языком. Тяжело сглотнула, после чего мерзко закашляла, а точнее залаяла, как собака бешеная. Вытерпеть звуки оные Аня не сумела и закрыла уши руками. Попятилась, выпучив глаза на демонскую силу. Змора, уняв приступ, принялась доставать из чёрного, ставшего неестественным огромного рта стеклянную кривую баночку.
— Это што? — всхлипнула Аня, отняв от ушей руки.
— Подарочек для княжны.
— Подарочек?
— Ага! А теперь согласие мне твоё надобно.
— Я…
— Согласна?
— Не понимаю…
— Согласна?
— Да, — выдохнула Аня и опустила глаза.
В очах зморы засверкали искры. Чёрный рот вновь открылся, и из него вырвался не то стон, не то вопль. Ведьма подняла вверх руку и поймала очелье, взметнувшееся с земли в воздух.
— Моё! — с ужасом крикнула Аня.
— Одолжу его всего лишь у тебя. Дело сделаю да отдам, — змора говорила вновь Аниным голосом, и это страшило пуще, чем вид её жуткий. — Я к вашей любви прикоснусь и девой чистой обернусь. Мне только нужен жизни глоток на часок. Целуй скорее меня в уста, девка красна!
И Аня, не успев ничего сообразить, ощутила, как ведьма прижалась холодными губами к её рту. От зловония перехватило дыхание, подступила к горлу тошнота, будто она проглотила мерзкого опарыша с разложившейся туши зверя. Змора же, весело смеясь, надела её очелье, и вокруг неё заволновался воздух. Глаза у Ани защипало, как от едкого дыма. Она долго терла их ладонями, а когда перестала и вновь взглянула на ведьму, та обернулась уже красавицей. Грязь сошла с одежды и в чертах лица белого появилась смутная ясность. Однако запомнить лик её было всё одно тяжело.
— Что ты видишь теперь? Хороша я?
— Хороша! И тень появилася.
— Ненадолго я такая, к жалости. Но успею всё, не волнуйся. Спи.
Ответить Аня не смогла. Веки её потяжелели. В голове промелькнула неясная мысль, которая растворилась в синем облаке чего-то огромного и непонятного.
Силушку мою забрала. Што теперича я…
Аня очнулась, когда солнце было уже высоко. Рядом с ней, как ни в чем не бывало, лежало в траве очелье. А над головой летала стрекоза, большая и громкая. Она прогнала её, поднялась, ощупала подол совершенно сухой юбки.
То ли высохнуть успела, то ли сон привиделся дурной!
Тяжёлая голова гудела и неистово хотелось одного — лечь и вновь уснуть.
Как же так? Бессонные ночи тому виной!
Умывшись водой из озера, Аня побрела к дому. На душе у ней творилось черти что. Одна мысль была хуже другой. И когда она чувствовала, как думы ужасные начинают жечь её разум, останавливалась и встряхивала головой.
У служебного входа в господский дом Аню гневно окликнула
