советники.
— Это правильно, — сказал Саша, — когда академик равен министру. Только министры были в Концертном зале, а академиков я там не видел.
— Предлагаешь пригласить академиков за кавалергардов?
— За кавалергардов — это в ближайший к Малахитовой гостиной зал?
Дядя Костя кивнул.
— Это считается очень почетным? — спросил Саша.
— Да.
— Значит, за кавалергардов. Они же, наверное, не только нам кланяться приходят, а дела свои решать в неформальной обстановке. Заодно вытрясут из министров денежку на университеты.
— Угу! Нам сейчас только университеты финансировать! — усмехнулся дядя Костя.
— Университеты финансировать гораздо эффективнее, чем финансировать войну. Тот, кто финансирует университеты — войны выигрывает, а кто закрывает — продувается вчистую.
— Голословно, — заметил Константин Николаевич. — Но от тебя ожидаемо. Меритократию будешь строить, да? Слухи доходили.
— Скорее основу под нее.
— Саш, нам до меритократии, как до Японии вокруг Индии. Помнишь, как я тебе про неграмотную помещицу рассказывал?
— Помню, конечно.
— Вот это та точка, где мы сейчас.
— Главное задать направление, — возразил Саша.
— И еще денег найти, миллиончиков десять.
— Найдем.
— Кстати ты с твоим лондонским корреспондентом насчет меритократии не договоришься. Социализм ей противоположен.
— Естественно, — пожал плечами Саша. — А что кто-то счел нас единомышленниками?
Папа́ повернулся и строго посмотрел на Константина Николаевича.
— Костя! — одернул он.
— Да, да, Саша, извини, — прошептал дядя Костя. — Молчим.
Служба окончилась.
В обратную сторону шествие прошло первыми тремя залами: Гербовым, Петровским и Фельдмаршальским. Публика оттуда никуда не делась, и снова их встречали бесконечными поклонами.
Дальше они свернули на Иорданскую лестницу, роскошную с мраморной балюстрадой и ярким плафоном с изображением пиршества олимпийских богов.
На первом этаже лестница вела в Иорданскую галерею с двумя рядами белых парных колонн, а галерея — в Иорданский подъезд.
Они вышли на набережную.
Давно рассвело. Солнце шло к зениту. Небо было лазурным, как весной. Только традиционный крещенский мороз щипал за щеки и хватал за уши. А шапку, между прочим, надеть нельзя, ибо служба еще не кончилась.
Саша с беспокойством посмотрел на Никсу. Он тоже с непокрытой головой. А как же!
На Дворцовой набережной справа и слева от них выстроились полки армии, гвардии и флота. Увидев государя, встретили его громовым «ура!»
А прямо напротив Иорданского подъезда на льду Невы была выстроена временная деревянная церковь с зеленой крышей, усыпанной звездами. Скорее беседка, ибо без стен, только колонны и романские арки.
С набережной к ней вела покрытая ковром лестница.
Здесь, под сенью часовни во льду была вырублена прорубь в виде креста. Помещение было так мало, что под крышей уместилась только царская семья, митрополит и высшее духовенство. Остальной народ толпился на набережной и вокруг на льду.
И народу было столько, что удивительно, что лед не проломился.
Священник трижды опустил в воду крест. И грянули пушки Петропавловской крепости, а за ними — ружейный салют. Один залп сменял другой. Птицы взмыли со стен и кружили в небе.
— Сколько всего будет залпов? — спросил Саша Никсу.
— Сто один, — ответил брат.
Митрополит окропил святой водой из проруби расставленные вокруг гвардейские знамена и всех присутствующих.
Саша опасался, что придется лезть в прорубь в мороз, но обошлось.
Начался парад. Мимо императора церемониальным маршем проходили войска.
Только после парада семья смогла вернуться в свои покои.
И тогда народ ломанулся под сень.
Из окна дворца не было видно, что там происходит.
Только люди выходили оттуда с бутылками, ведрами и целыми бочонками с водой.
— Они действительно ныряют в прорубь? — поинтересовался Саша. — Она еще не замерзла? По-моему, еще при нас покушалась покрыться тонким ледком.
— Ныряют, не сомневайся, — сказал брат. — Еще как ныряют.
— Слушай, я хочу посмотреть на это действо, мне интересно.
— Надеюсь, сам туда не полезешь?
— О, нет!
— Чуть позже, — пообещал не участвовавший в шествии, но вернувшийся на службу Рихтер, — когда народ немного разойдется.
Когда они вышли из непарадного «Детского» подъезда Зимнего, на западе уже горел закат, окрашивая оранжевым и розовым снег на Невском льду и бросая на лед длинные синие тени от колонн «иордани» и копошащегося под ней народа.
Они подошли ближе, и то, что Саша увидел под сенью, повергло его в глубокий шок.
Глава 13
То, что мужики бросаются в прорубь в одних нижних рубахах, а то и нагишом, прикрыв руками причинной место, для Саши неожиданностью не было. То, что женщины всех сословий делают тоже самое, только в рубашках, в общем, тоже.
Но то были дамы, не отличавшиеся стыдливостью, ибо мокрое белье прилипало к телу и только подчеркивало все формы, а эпоха, знаете ли викторианская. Так что наиболее скромные прыгали в прорубь вообще во всем, что на них было, разве что сняв шубу, а иногда и не сняв.
Мужская половина купальщиков со смехом помогала им выбраться обратно.
При этом никаких раздевалок прорубь не предусматривала.
Рихтер взглянул на Сашу и понял все неправильно.
— Может быть, вам не стоило сюда спускаться, Александр Александрович, — задумчиво проговорил гувернер.
— Я не на то смотрю, Оттон Борисович, — сказал Саша. — Никса, они что так домой и пойдут? В мокрой одежде?
— А как еще? — спросил брат.
— Им обычно недалеко, — успокоил Рихтер.
— Да хоть рядом! — возмутился Саша. — Мороз же! Это гарантированная пневмония.
— Пневмо… что? — переспросил Никса.
— Болезнь лёгких, — перевел Рихтер, учивший греческий в Пажеском корпусе.
— Воспаленье лёгких, — уточнил Саша.
— Понимаешь, вчера девушки гадали, — объяснил Никса, — а это грех. Смыть же надо.
— Ты в это веришь?
— Я — нет, а они — да. Баженов говорит, что это языческий обычай, который вообще к христианству отношения не имеет. Что грехи смывает не ледяная вода из проруби, даже освященная, а искреннее раскаяние.
— Да? Пусть напишет. Мне больно смотреть на это коллективное самоубийство.
Но купающиеся в тулупах мещанки были еще не самым страшным. Потому что одна из купальщиц притащила с собой грудного ребенка, раздела и тоже погрузила в прорубь.
Саша сделал шаг вперед.
— Стой! — приказал Никса.
Саша оглянулся.
— Они считают, что это спасет от болезней на весь следующий год, — более мягко добавил брат.
— Мало ли, что они считают! — возразил Саша. — Да уж! Спасет от болезней!
Мещанка с ребенком оказалась не одинока. Ее примеру последовали еще две женщины, погрузив в прорубь своих младенцев. А за ними плюхнулась в воду во всей одежде девочка лет пяти.
И Саша сделал еще один шаг вперед.
Никса шагнул за ним и положил ему руку на плечо.
— Не отнимай у толпы ее игрушки, — посоветовал он.
Это были еще не самые опасные «игрушки» толпы. Потому что
