Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Но обождём, наша повесть ещё только в самом начале. Давайте-ка подведём черту. Что за противника мы имеем?
— Молод, но, несмотря на это, опытен в военном деле, — взялся перечислять Толстой. — Дерзок, решителен, готов рисковать. Изобретателен в методах действий. Неравнодушен к деньгам и вместе с тем способен на великодушие. Вдобавок к этому не лишён актёрского дарования. Сумел и молодым учителем предстать в доме Троекуровых, и генералом — «лет 35, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде» — к Глобовой явился.
— Надо учитывать, что Дубровский хорошо информирован. Простолюдины с готовностью оказывают ему участие. В их глазах это благородный разбойник, защитник обездоленных и униженных.
— В целом положительный образ нарисовывается.
— Так в этом, а даже не в разбоях, его главная опасность. Поэтому-то нас с вами, граф, и направили на это дело. Здесь угроза устоям общества, а не его отдельным индивидуумам. Крепкий орешек, и такой местным ищейкам не по зубам.
— И как будем его колоть? А для начала — где сорвём?
— Сам явится. Достаточно лишь приманить.
— Лакомой должна быть та приманка, иначе безоглядно не сунется в капкан.
— Уже имеется. И даже две — любовь и желание обогатиться. И всё это помноженное на уверенность в свой фарт. Для людей рисковых он заменяет веру, тем более что ни жертвенности, ни послушания она не требует. «Верь и дерзай!» — вот их «Отче наш».
II
— Вот это я понимаю, сразу виден класс помощника министра по особым поручениям! — Толстой и не думал скрывать своего восхищения.
— Был помощник, да весь вышел… В почётную отставку. Думаю, вы уже в курсе.
— В курсе-то в курсе, но сути дела это не меняет. Вы лучший в своём деле. Уверен, вас ещё попросят вернуться в строй.
Верейский с благодарностью принял слова Толстого, хотя и не дал этого знать. Сразу перешёл к делам: показал саженье, рассказал его историю и то, что французы назначили за него большую цену.
Толстой внимательно слушал и рассматривал княжеское украшение, потом лишь откликнулся:
— Однажды выпало подержать шапку Мономаха, мой родственник имел должность при сокровищнице императора. Так вот, сейчас испытываю похожие чувства. Да и, пожалуй, впервые держу в руках сразу треть миллиона. Не скупится Бонапарт. Значит, думаете, Дубровский клюнет на такую наживку?
— На его месте я бы особо и не думал. Он же знает, что рано или поздно его разбойная вольница кончится. Если сбережёт голову на плечах, надо будет обустраивать где-то новую жизнь. И лучше безбедную, к которой он привык. Саженье для него — подарок небес. Оставалось лишь известить Дубровского об этом. Троекуровым уже показал-рассказал. Кирила Петрович не утерпит, обмолвится соседям, те — другим. Вы в свою очередь, где будете, тоже хвастайтесь, какую редкую и ценную вещицу довелось тут увидеть.
Толстой кивнул.
— А что, если всё-таки Дубровский не позарится?
— Такое, конечно, нельзя исключать. Но вряд ли. Каким бы он ни был романтиком или не старался таковым предстать, деньги для него важны. Человек разом нутро не поменяет, это не исподнее, хотя напридумывать про себя может не бог весть что. К тому же и саженье явится ему на блюдечке — только руку протяни.
III
— Я уже не завидую этому Дубровскому, — Толстой вернул ожерелье на стол и обратился в слух.
— Марья Кириловна Троекурова. Дубровский от неё без ума. Только влюблённый мог пойти на такой риск и заявиться под чужим именем в дом своего врага. И только это уберегает его от кровавой мести, хотя сам Кирила Петрович приписывает это исключительно своей всесильности.
Думаю, объяснение уже состоялось, и красавица приняла его благосклонно. Она, как и многие, очарована Дубровским, видит в нём героя романического. А уж особенно такая пылкая мечтательница, напитанная таинственными ужасами романов Анны Радклиф. А тут ещё сам герой всех смоленских барышень является к ней с признанием. Это посильнее «Мария и граф М-в, или Несчастная россиянка» будет. Не читали?
Толстой едва ли не с возмущением покачал головой.
— И не советую. Сам заинтересовался, лишь увидев книгу подле Марьи Кириловны. Она, конечно, тоже влюблена, пусть и тайно, в Дубровского. Но у него нет шансов. Он изгой. У Людовика XVI больше надежды было на помилование Конвента, чем у этой пары — на родительское благословение. Дочь же не решится идти против воли отца. Тем более такого!
— Простите, князь, но нам какая от всего этого выгода?
— Я сказал «не решится», но не сказал «никогда».
— И что же заставит её это сделать?
— Угроза оказаться женой старого мужа. Я намерен сделать Марье Кириловне предложение.
IV
Американец в изумлении глядел на князя, не зная, как реагировать на его слова.
— Что так смотрите, Фёдор Иванович? Верно, думаете, а не сошёл ли князь с ума? Уверяю вас, нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти.
— А-а-а… Понимаю, вы хотите спровоцировать Дубровского!
— Я, граф, собираюсь пойти под венец с Марьей Кириловной Троекуровой.
Американец вновь оказался сбит с толку.
— Дело нешуточное, — только и нашёлся что сказать.
— Да уж, какие шутки. Мне пятьдесят, когда ещё жениться, как не теперь? Последний шанс, можно сказать. Невесте семнадцать, голова забита разным вздором, но определённо умна, остальное приложится. Что до возраста, то мой отец на двадцать с лишним годков был старше матери. Отряхну пудру, расчешу дурацкий кок, вылезу из бархатных сапог и камзола от couturiеre Михайло — глядишь, ещё и ничего окажусь…
— Вы в полном порядке, Василий Михайлович. При таком раскладе — совсем другое дело! Ещё и на свадьбе, выходит, погуляю.
— Будем надеяться. На днях еду к Троекуровым делать предложение. Главное — получить согласие отца. Впрочем, не думаю, что он будет против. С Марьей Кириловной придётся играть втёмную. Ничего не попишешь.
— Какой будет план наших действий?
— Если я всё верно рассчитал, Мария Кириловна, поняв, что уговоры не выдавать её замуж напрасны, будет искать защиты у своего рыцаря. И герой её романа непременно откликнется.
V
Толстой всё ещё не был уверен в правильности решений своего шефа. И не скрывал этого.
— Но как мы будем знать, когда и где объявится этот спаситель?
— По дороге с венчания. Почему не раньше? Потому что под венец будущая княгиня Верейская должна пойти в саженье. Такова наша семейная традиция. По пути в храм он не решится напасть на свадебную кавалькаду. Нет у него таких сил. А вот когда новобрачные поедут в свой дом через кистенёвскую рощу, тут-то засаде самое и место. Дубровский нападёт с расчётом, как говорится, убить сразу двух зайцев: и даму сердца получить,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
