Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
то в «Дубровском» этого нет. Просто потому, что не желает предстать в невыгодном свете. Это нормально. Ведь симпатии читателя априори на стороне Гринёва, чего не скажешь о Верейском. Мол, догадаетесь — хорошо, а нет — так и нет.
Ю
Гончарова за Пушкина вышла без любви, как и Троекурова за Верейского. И ни тот, ни другой, знавшие до первой брачной ночи много женщин и понимавшие в их сути если не всё, то многое, на этот счёт даже не заблуждались.
«Дубровский». Глава XVI: «Между тем обращение ее со старым женихом было холодно и принужденно. Князь о том не заботился. Он о любви не хлопотал, довольный ее безмолвным согласием. <…> Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор».
Из письма Пушкина — Н.И. Гончаровой (матери невесты): «…Только привычка и продолжительная близость могут мне доставить привязанность Вашей дочери; я могу надеяться со временем привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия ее сердца. <…> Не явится ли у нее сожаление? Не будет ли она смотреть на меня, как на препятствие, как на человека, обманом ее захватившего? Не почувствует ли она отвращение ко мне? Бог свидетель — я готов умереть ради нее, но умереть ради того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, свободной хоть завтра же выбрать себе нового мужа, — эта мысль — адское мучение!»
Работать над романом Пушкин начал спустя год после женитьбы (в рукописи стоит дата начала работы над произведением: 21 октября 1832 года), когда мысли жениха ещё были довольно свежи в памяти. Удивительно ли, что они невольно нашли отражение в тексте? А раз так, раз линия Верейский — Пушкин имеет место, то симпатии автора непременно должны проявиться. Каким бы сукиным сыном не был или не хотел казаться автор, но отречься от любви к самому себе он не мог. Там, где всё явно и однозначно обозначено, как в случае с Гринёвым, — просьба любить и жаловать, ежели кто где выявит некую недосказанность — то её, соответственно, следует трактовать в пользу приятных характеристик личности сочинителя.
Я
Таким вот увиделся князь Верейский пятидесятилетнему читателю, не бравшему в руки романа со школьных времён. То, что он не отмахнулся от поначалу неясных, как объявления остановок водителем маршрутки, догадок, во многом определил род его занятий — журналистика, где любая версия событий имеет право на осмысление. Соответственно, автор готов к тому, что зачастую невысокое мнение о современной журналистике будет протранслировано и на данную работу.
И без обвинений в профанации при этом вряд ли обойдётся. Пушкин ― канон, светоч ― в смысле объекта поклонения, со многими атрибутами обожествления. И любое посягательство на этот статус-кво может расцениваться как кощунство, надругательство и прочее, ведь именно так профанация трактуется большинством источников, исходя из его дословного перевода с латыни ― осквернение святыни.
Но у самого термина profanum есть ещё одно значение ― место около храма или вне храма. Тогда профанацию можно отнести к переносу священной темы в нерелигиозную сферу, а это уже из области исследования мифов в историческом и психологическом ракурсах. А князь Верейский именно в них и проявился. Оставалось лишь слово за него замолвить. А то, что главок при этом получилось ровно по числу букв русской азбуки, приносивших Пушкину, по его же словам, «доход постоянный», так после всего вышеизложенного и удивляться не приходится.
Шаля.
2019 г.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48