на чувства.
Так как зал, в котором находился рояль, был расположен подле каюты растакуэра, то он мог любоваться танцами Мод, демонстрированными исключительно для него. В благодарность за это он извлекал из глубокого жилетного кармана объемистый бумажник и дарил ей «на память» нечто весьма осязательное.
Любезность за любезность, благодарность за благодарность: Мод тоже позволяла ему производить осмотр ее туалета.
Тито знал, чувствовал, что Мод посещает с научной целью пароходные каюты, но теперь он испытывал безболезненную ревность. Если кто испытывает физическую боль, — пусть это будет даже морская болезнь, — нравственные страдание перестают угнетать. Я готов предложить новый род терапии.
Угрызение совести лечить вспрыскиванием инфлуэнцы.
Ревность — бациллами малярии.
Любовь — бациллами холеры.
Думаю, что в будущем медицина должна будет идти в этом направлении.
Пароход сделал остановку в Рио-де-Жанейро. Как только Тито почувствовал себя на твердой почве, он хотел ехать до Буэнос-Айреса по железной дороге. Но когда узнал, что Кокаина намерена и дальше следовать морем, решил и дальше жертвовать собой.
Не будем описывать ни разгрузки парохода, ни видов Буэнос-Айреса: кто все это видел и испытал, тот и так хорошо знает, а кто с этим не знаком, тот пусть сейчас же познакомится.
Не будем описывать также и посредственный успех Мод. Красота ее шла на убыль; однако электрические рефлекторы и ассортименты пудры, карандашей и белил делали из нее привлекательное создание.
После пребывания в продолжение нескольких месяцев в Буэнос-Айресе она в сопровождении Тито, Пьерины и собачки отправилась в Монтевидео.
Монтевидео: три месяца.
Розарио: пятнадцать дней.
Белая Губа: предложение руки и сердца лакового фабриканта.
Фрай Бентос: вулканическая любовь директора большой фабрики собачьего экстракта.
Через год после того, как они высадились в Америке, Мод заключила очень выгодный контракт с казино в Лаплате, самым элегантным купальным местом в Южной Америке.
Полмиллиона «семейных воспоминаний» Калантан Тер-Грегорианц были уже на исходе. Здоровье Тито тоже становилось все хуже и хуже. Почти беспрерывное странствование из города в город, из гостиницы в гостиницу и постоянное появление, точно грибы после дождя, новых поклонников и любовников Кокаины постепенно ослабляли его и развивали малокровие.
Он надеялся, что выгодные контракты, заключенные на Америку, и вырученные от ликвидации прошлого Калантан деньги сделают его единственным обладателем Мод, но растакуэр, с которым она познакомилась на пароходе, следовал за ней по всем городам.
Кокаина расточала свои знаки внимания направо и налево: из любви к искусству и из-за безвыходного положения; предчувствуя приближающееся разрушение, она старалась не упустить ни одного случая, ни одного дня. Она знакомилась с мужчинами, которые были даже недостойны ее внимания.
— Они даже не чувствуют к тебе никакой признательности.
— А ты думаешь, — дерзко смеясь, говорила она, — что я всякий раз жду от них признательности или уважения? Благодарность? За что? Я иду на уступку не ради их, а ради своего удовольствия или же ради денег, которые они дают мне. Уважение… признательность… Роскошь! Если ты думаешь меня обуздать этими доводами, то советую тебе поискать кого-либо другого.
— Твоя красота окончательно увядает, — говорил ей в отчаянии Тито, который уже было, попробовал угрожать ей, что бросит. — Несмотря на свои двадцать четыре года, ты выглядишь старухой. Я люблю тебя, потому что чувствую себя точно припаянным к тебе, потому что родство душ связывает нас, но красота твоя здесь ни при чем. Ты старуха. Тобой может интересоваться только тот, у кого животные наклонности. Только я, который помнит твою закатившуюся красоту, могу увлекаться тобой.
Ты почти труп. Благодаря пудре и разным втиранием, ты можешь обмануть только слепого, но потом тебя оттолкнут и отбросят, как плохо сфабрикованную фальшивую бумажку. Ты можешь рассчитывать еще на каких-нибудь пять-шесть мужчин и несколько приключений, и больше ничего.
Итак, Кокаина, если ты не хочешь, чтобы я навсегда покинул тебя, откажись от этих немногих приключений. На всю твою жизнь я останусь верным тебе. Когда уже никто не будет смотреть на тебя, я все же буду любить, говорить, что ты хороша, и дам тебе иллюзию того, что так тебе дорого: что ты можешь нравиться.
Но за это я прошу у тебя в продолжение периода агонии твоей красоты быть мне верной, чего до сих пор ты не могла дать мне.
Подумай, что к тебе приближается ужас одиночества. Подумай о том времени, когда ты должна будешь одна проводить ночи в холодной постели, а, проснувшись, смотреть на желтое тело, которое ни в ком не возбудит уже желаний.
Если ты откажешься теперь от всех тех мужчин, которые ищут тебя, то и тогда я буду любить тебя.
Кокаина слушала его с холодным вниманием, а затем сказала:
— Мысль о том, что я должна отказаться, пугает меня.
— Отдаешь ли ты себе отчет в том, что я предлагаю тебе взамен?
— Да. И все же предпочитаю остаться завтра и навсегда покинутой, чем отказаться от удовольствия, которое ожидает меня сегодня. Призрак одиночества не так страшен, как действительность сегодняшнего дня, т. е. отказа от всего.
— Несчастная! А подсчитала ли ты все то, что тебе остается? Разве ты не помнишь, что каждое утро тебе приходится вырывать волосы около губ? Разве ты не видишь, что кожа на шее стала у тебя такой, как у индюка?
— Да. Но приключения еще щекочут меня.
— Подумай, что завтра ты будешь старухой.
— А ты послезавтра.
— За деньги я найду молодых, свежих и красивых женщин.
— Я тоже найду за деньги веселых мужчин.
— Это большая разница, — возразил Тито. — Я всегда платил, как платит всякий мужчина, даже в двадцать лет, когда ему кажется, что женщина отдается ему по любви. Ты же всегда продавала свою любовь, а теперь окажешься в печальной необходимости покупать у других. Познаешь, как это печально платить за любовь.
— Это то, чего я еще не испробовала. Как знать, быть может в этом есть и хорошая сторона. Посмотрим. А теперь мне пора: в четверть десятого мой выход; смотри, уже девять. Прощай.
По окончании спектакля
