он обязан подавить его в зародыше, или же он рассматривал этот инцидент как возможность избавиться от Бегина раз и навсегда — этого мы никогда не узнаем наверняка. Не исключено, что и у самого Бен-Гуриона не было однозначного ответа на эти вопросы. Страна была еще молода, Израиль находился в состоянии войны, премьер ненавидел Бегина и опасался за свое политическое будущее. С учетом всех обстоятельств, ни тот ни другой не был способен на здравые суждения. Трагический исход был практически неизбежным.
В ответ на обвинения Бен-Гуриона Бегин, в свою очередь, выдвинул ряд своих контробвинений. Если Эцель действительно хотел устроить вооруженный мятеж, утверждал он, зачем же он тогда сам себя поставил в безвыходное положение, причалив в таком месте, которое у всех на виду и откуда нет дороги к отступлению?[308] На обвинение относительно намерения Эцеля спрятать оружие на частном тайном складе Бегин ответил, что таких складов не существовало уже с конца времен подполья[309]. К тому же Бегин обвинил Бен-Гуриона в том, что он «забыл» упомянуть аналогичное нарушение условий прекращения огня со стороны Ѓаганы: в день прихода «Альталены» в Бат-Ям прибыл другой корабль с грузом оружия, принадлежавшего Ѓагане[310].
В тот же день, 23 июня, когда Временное правительство обсуждало выступление Бен-Гуриона, рабби Меир Берлин (партия религиозных сионистов «Мизрахи») объявил, что два министра от его партии, рабби Йеѓуда-Лейб Фишман и Хаим-Моше Шапира, уходят в отставку. Они потребовали, чтобы Временное правительство назначило комиссию для расследования произошедшего. Их требование было отклонено. Для Бен-Гуриона вся эта история стала триумфом с точки зрения воздействия на общественное мнение. Он и Ѓагана сделали из Бегина козла отпущения, несмотря на то, что им досталось оружие, привезенное Эцелем в молодое государство. В изложении Бен-Гуриона Бегин стал воплощением терроризма, уносящим грехи сионизма в пустыню, подобно библейскому козлу отпущения. Хотя в действительности это Бегин велел своим сторонникам сложить оружие, но именно Бегин будет изгнан в политическую пустыню на десятилетия.
«Священная пушка» Бен-Гуриона сделает из него героя истории с «Альталеной» (в ее традиционном варианте). Репутация Бегина значительно пострадала. Одни смеялись над ним за то, что он плакал во время своего выступления. Другие вменяли ему в вину неумение справляться с кризисными ситуациями. Он вел себя как «идише мама», вспоминал Шмуэль Кац[311]. Однако Бегин обычно был сдержанным и невозмутимым. Сын Бегина, Бени, впоследствии вспоминал, как дети в школе дразнили его за то, что отец расплакался перед микрофоном. «Не помню, гордился ли я этими слезами, — писал он, — но отец, безусловно, гордился».
Репутация Бегина серьезно пострадала в Соединенных Штатах. «Нью-Йорк таймс» называла его террористом; на следующий день после гибели «Альталены» «Вашингтон пост» опубликовала статью, в которой сторонники Эцеля были названы «мятежниками», планировавшими доставить оружие и боеприпасы в Израиль в нарушение соглашения о прекращении огня[312]. Однако — как ни странно это звучит — (деятельность Эцеля в конечном итоге прекратилась не из-за Бен-Гуриона, а по вине Лехи. Когда в сентябре 1948 года члены Лехи убили в Иерусалиме посредника ООН в арабо-израильском конфликте графа Фольке Бернадота, Бен-Гурион отдал приказ о роспуске и Лехи, и Эцеля. Этот приказ не встретил никакого сопротивления. Двадцатого сентября Эцелю было велено зачислить всех своих бойцов в состав Армии обороны Израиля и в 24 часа передать все оружие и технику в распоряжение армии, под угрозой немедленных санкций в случае неповиновения. Бегин неохотно согласился. К 7 ноября Бен-Гурион добился объединения всех вооруженных сил Израиля, распустив при этом и Пальмах; Армия обороны Израиля стала, таким образом, единственной военной структурой страны. В своем прекрасном труде по истории американской революции Джозеф Эллис указывает, что после победы национальных движений — революций во Франции, России и Китае, а также многочисленных национально-освободительных движений в Африке, Азии и Латинской Америке — победивший класс проводит политику массовых репрессий против своих сторонников, которые порой достигают масштабов геноцида. Однако конфликт представителей поколения американской революции, при всем накале страстей, не привел к кровопролитию[313].
Следует благодарить в первую очередь Бегина за то, что еврейское государство последовало американской, а не французской модели. Позднее он писал: «Надеюсь, что после моей смерти меня будут помнить в первую очередь как человека, предотвратившего гражданскую войну». Что касается Бен-Гуриона, то лишь в 1965 году, после заседания правительственной комиссии, расследовавшей инцидент с «Альталеной», он признал: «Возможно, я ошибался»[314].
8
Скажи «нет» всепрощению
И не берите выкупа за жизнь убийцы, на котором вина смертная; ибо смерти должен быть предан.
Бемидбар, 35:31
Гражданской войны удалось избежать, но Бегин осознавал, что недавно созданное Государство Израиль — это дом разделенный. Выгоревший, со следами взрывов, остов «Альталены» оставался у тель-авивского берега в течение года. Обеспокоенный тем, что он превращается в место поклонения памяти погибших бойцов Эцеля и лишь способствует росту авторитета Менахема Бегина, Бен-Гурион распорядился отбуксировать его в открытое море и затопить.
Несколькими месяцами раньше Бен-Гурион назначил первые выборы в Кнессет на январь 1949 года. Менахем Бегин перенес свою деятельность из подполья на политическую арену и основал партию Херут («Свобода»). Начался новый этап его жизни. Однако старая ненависть оставалась прежней. На борту «Альталены» кто-то вывел огромными буквами: ХЕРУТ ЖДЕТ ТОТ ЖЕ КОНЕЦ, ЧТО И «АЛЬТАЛЕНУ».
Результаты выборов подтвердили незавидное положение Бегина. Партия Бен-Гуриона МАПАЙ без труда одержала победу, получив в Кнессете 46 мест из 120, тогда как Херут получил всего лишь 14 мест (в числе депутатов Кнессета были сам Бегин, Ѓилель Кук, Йоханан Бадер, Шмуэль Кац, сын Зеева Жаботинского Эри). Херут стал основной оппозиционной партией.
Несмотря на относительную стабильность политической системы, общая ситуация для нового еврейского государства складывалась не лучшим образом. Протяженность его границ значительно увеличилась по сравнению с границами плана раздела Палестины 1947 года, непригодными для обороны; однако Израиль добился не мира, а всего лишь перемирия, и его недруги по-прежнему отказывали ему в признании. Границы после перемирия 1949 года (демаркационная линия после окончания арабо-израильской войны 1948–1949 гг., которую впоследствии стали называть Зеленой чертой), то есть те границы, к которым международное сообщество будет требовать возвращения Израиля после Шестидневной войны 1967 года, дополнительно расширили территорию страны, хотя в 1949 году никто не рассматривал эту границу ни как постоянную, ни как законную.
В плане территориальном под контролем Израиля оказались прибрежная равнина, Галилея и Негев, при том, что за Иорданией остался Западный берег реки Иордан,
