Ромул, это ведь ты был первым смутителем зрелищ, Рати своей холостой милых сабинянок дав! Не нависали тогда покрывала над мраморным склоном, А на подмостки внизу рыжий не брызгал шафран, — Сценою был безыскусный развал наломанных сучьев И густолистых ветвей из палатинских дубрав, А для народа кругом тянулись дерновые скамьи, И заслоняла листва зной от косматых голов. Каждый глазами себе выбирает желанную деву, Каждый в сердце своём страстью безмолвной кипит. Вот неумелый напев из этрусской дуды вылетает, Вот пускается в пляс, трижды притопнув, плясун, — И под ликующий плеск ещё неискусных ладоней Юношам царь подаёт знак к похищению жён. Все срываются с мест, нетерпенье криками выдав, Каждый добычу свою жадной хватает рукой. Словно голубки от клюва орла летят врассыпную, Словно овечка бежит, хищных завидя волков, Так под напором мужчин задрожали сабинские девы: Схлынул румянец с лица, трепет объемлет тела. Страх одинаков во всех, но у каждой по-своему виден: Эта волосы рвёт, эта упала без сил, Эта в слезах, но молчит, эта мать призывает, но тщетно, Эта нема, эта в крик, та цепенеет, та в бег. Вот их ведут чередой, добычу любовного ложа, И от испуга в лице многие даже милей. Если иная из них отбивалась от властного друга — Он на руках её нёс, к жаркому сердцу прижав, Он говорил: «Не порти очей проливными слезами! Чем для отца твоя мать, будешь и ты для меня»247.
Плутарх описывает курьёзное происшествие, случившееся тогда же: «Среди похитителей, говорят, обращала на себя внимание кучка людей из простого народа, которые вели очень высокую и необыкновенно красивую девушку. Им навстречу попалось несколько знатных граждан, которые стали было отнимать у них добычу, тогда первые подняли крик, что ведут девушку к Таласию, человеку ещё молодому, но достойному и уважаемому. Услышав это, нападавшие ответили одобрительными возгласами и рукоплесканиями, а иные, из любви и расположения к Таласию, даже повернули назад и пошли следом, радостно выкрикивая имя жениха. С тех пор и по сей день римляне на свадьбах припевают: “Таласий! Таласий!” — так же как греки “Гименей! Гименей!” — ибо брак Таласия оказался счастливым. Правда, Секстий Сулла из Карфагена, человек, не чуждый Музам и Харитам, говорил нам, что Ромул дал похитителям такой условный клич: все, уводившие девушек, восклицали “Таласий!” — и восклицание это сохранилось в свадебном обряде»248.
По приказу Ромула, отданному заранее, римляне должны были хватать только девушек, относить их в свои дома и хранить неприкосновенными до следующего дня249. Но, как это часто бывает, среди всеобщей суматохи они по ошибке схватили одну замужнюю сабинянку по имени Герсилия, которая изо всех сил цеплялась за свою дочь. По данным Зенодота Трезенского, Герсилия приглянулась Ромулу, стала его женой и впоследствии «родила ему детей — сперва дочь, так и названную Примой (Первая. — М. Б.), а затем единственного сына, которому отец дал имя Аоллия (Собранный вместе. — М. Б.) в память о стечении граждан в его, Ромула, царствование, но впоследствии он был известен под именем Авиллия»250. Однако остальные античные авторы утверждают, что Ромул не оставил после себя потомства251.
Согласно более распространённой версии, Герсилию взял в жёны Гостий (Гост) Гостилий, один из знатных и богатых людей, переселившихся в Рим из латинского города Медуллии. Герсилия подарила ему сына, ставшего затем отцом римского царя Тулла Гостилия. Примечательно, что Герсилия первой из похищенных сабинянок родила ребёнка в Риме. За это Ромул подарил её малышу золотую буллу и роскошную тогу252.
На следующий день, когда страсти уже улеглись, Ромул созвал сходку, на которую римские юноши привели похищенных девушек, всё ещё терзаемых отчаянием и негодованием. Царь, по словам Тита Ливия, «обращался к каждой в отдельности и объяснял, что всему виною высокомерие их отцов, которые отказали соседям в брачных связях; что они будут в законном браке, общим с мужьями будет у них имущество, гражданство и — что всего дороже роду людскому — дети; пусть лишь смягчат свой гнев и тем, кому жребий отдал их тела, отдадут души. Со временем из обиды часто родится привязанность, а мужья у них будут тем лучшие, что каждый будет стараться не только исполнить свои обязанности, но и успокоить тоску жены по родителям и отечеству. Присоединялись к таким речам и вкрадчивые уговоры мужчин, извинявших свой поступок любовью и страстью, а на женскую природу это действует всего сильнее»253. Закончив свои увещевания, Ромул тут же обручил с девушками некоторое количество римских юношей. К сожалению, число похищенных девушек точно не известно, поскольку в источниках указаны очень разные цифры: 30, 527, 683 и т. п.254
В кольце враговКогда весть о похищении девушек долетела до соседних городов, тамошнее население пришло в ярость и негодование, подогреваемое ещё и слёзными жалобами несчастных родителей, в одночасье лишившихся своих дочерей255. Жители Ценины, Антемны и Крустумерии, намереваясь вернуть своих девушек, решили начать против Рима войну, но прежде отправили послов к сабинскому царю Титу Тацию, прося его возглавить общее войско. Однако сабины, которые лишились наибольшего числа девушек, хотя и были в то время самым сильным в военном отношении народом, по разным причинам медлили и не решались сразу же выступить против римлян256. По свидетельству Плутарха, «видя себя скованными великим залогом и боясь за дочерей, они (сабины. — М. Б.) отправили послов со справедливыми и умеренными предложениями: пусть-де Ромул вернёт им захваченных девушек и возместит ущерб, нанесённый его насильственными действиями, а потом уже мирными и законными путями устанавливает дружеские и родственные связи между двумя народами. Девушек Ромул не отпустил, а к сабинянам обратился с призывом признать заключённые союзы»257.
