от Полкана такие слова.
— А с чем он тебе хлеб давал? — поинтересовалась Липси.
— А разве он с чем-нибудь бывает? — удивился Полкан.
— А как же! — визжала собачонка. — С вареньем, с маслом, с икрой. Я обычно все это слизываю, а на хлеб даже не смотрю. Все меня за это гладят и говорят, что я лакомка. Смотрю я на тебя и думаю: «Большой ты пес, а дурной, погладили тебя, кусок хлеба ни с чем сунули, ты и доволен».
— Если ты меня обзывать будешь, я лучше отверну свою морду в сторону. Ты думаешь, если я дворняга, так и обиду не понимаю? — И он в самом деле отвернулся.
Я глядел с дерева в окно, а там, на низеньком диване, сидела бабка и свитер зеленый вязала для своей Липси. Сделала последнюю петлю и позвала Липси к себе. Липси соскочила с подоконника и села к бабке на колени. Бабка стала примерять свитер, любуясь своим, рукодельем. Липси на задних лапках сделала несколько поворотов вокруг своей оси, повиливая куцым хвостиком, лизнула старушку в морщинистую щеку. Я даже сплюнул. Жаль, что у меня ничего не было в руках, чтобы запустить в окно. Противно было глядеть на все это.
Липси вновь забралась на подоконник. Стала вертеться, звенеть медалями, чтобы Полкан обратил на нее внимание. Полкан как-то кисло взглянул на Липси. Поднялся на свои четыре огромные лапы. Встряхнулся. Пыль столбом поднялась над ним. Переступил с ноги на ногу. Почесал лапой под брюхом, клацнул зубами, и на свете на одну муху стало меньше. Приблизился он к окну, на котором сидела Липси.
— Не подходи! — пролаяла Липси. — От тебя ужасно псиной несет.
Полкан посмотрел на нее с сожалением, мотнул хвостом, прошелся немного вдоль проволоки. Подумал и прорычал:
— Да. Это факт. Несет от меня. Я и сам чую. И все же лучше псиной, чем докторскими лекарствами.
Я выключил аппарат и слез с дерева. Подошел к ребятам. Вилен и Семка стояли поодаль от будки и не слышали перевода. Но им страшно хотелось знать, о чем был разговор у Полкана с Липси.
— Ну что они? О чем они говорили? — спросил Семка.
— Расскажу потом. — Вилен помог мне слезть с дерева.
Чтобы сэкономить батарейки, мы решили, что на сегодня хватит включать аппарат. Полкан подошел к нам, виляя хвостом. Что-то тихонько и ласково пролаял. По его выражению глаз можно было догадаться, что он сказал: «Приходите еще».
Мы выбрались через дыру и потопали домой. Всю дорогу мы разговаривали о нашем аппарате. Семка аж захлебывался от радости:
— Ой, ребята, до чего мы дожили! С таким аппаратом нам никогда не будет скучно.
Я попросил ребят, чтобы о нашем изобретении пока никому не говорили (мы же его не довели до совершенства). Вот когда он будет универсальным и мы будем разговаривать не только с дворовыми, псами, тогда уж пусть все знают о нём.
Вот… уже зовет меня мама. Надо спускаться с чердака. Продолжу в следующем письме.
Привет!
А. Костров.
Откровения Полкана
Привет, Юрка! Ты написал мне, что прочитал книжку о бароне Мюнхгаузене, и сообщаешь, что книжка интересная, и добавляешь: «Но ты сильней». Я тебя понял: не веришь мне. Зачем тогда просишь еще написать про Полкана и Липси? Если не веришь, зачем же я буду из кожи лезть?
Ну ладно, так уж и быть, напишу вам еще. Иван ведь тоже просит. О наших братьях меньших полезно и вам кое-что знать.
Теперь, куда бы мы ни шли, брали с собой ПШИК-1.
…Вот и в этот раз мы снова пробрались во двор к Бобриковым. Нам везло. Сережки опять не было дома. Полкан нас встретил как старых друзей. Внимательно посмотрел, что у нас в руках. Мы принесли ему вкусных вещей: мясо с косточками из борща, каши гречневой. Полкан увидел у меня в руках портфель. Подошел, обнюхал его и зарычал как-то доброжелательно. Аппарат в портфеле был включен.
На подоконнике между горшков с цветами мы снова увидели кривоножку.
В аппарате послышалось:
— Зачем они пришли?
— Это мои друзья, — сказал Полкан.
— Слышали, ребята? Мы его друзья! — ликовал Семка.
Полкану часто приходилось сидеть на цепи и сторожить дом Бобриковых. Скучно. Однообразно. Приезд соседской Липси резко изменил его жизнь.
Если Липси долго не появлялась на подоконнике, Полкан хмурился и начинал ходить по цепи от будки к калитке, оставляя часть своей шерсти в кустах бурьяна и репейника, густо разросшихся у забора.
Вилен, Семка и я спрятались, как в прошлый раз, в кустах малинника. Приготовились слушать. Вилен и Семка вплотную приблизились ко мне, чтобы слышнее было. Ждем. Полкан уселся в пыль, выставил свой алый язык между белых клыков, как флажок, и прищурился.
Брякнуло запорное кольцо на калитке. Полкан поднялся и взъерошился. Внимательно огляделся. Заметил, что пришел Серега и, не взглянув на Полкана, поднялся на приступки крыльца, отпер замок, попутно выплеснул из ведра воду прямо под крыльцо и направился к колодцу набрать свежей. Подошел к миске Полкана, вылил из нее недоеденную Полканом пищу и налил свежей воды.
Липси пролаяла:
— Эй, Сережка! А у вас в кустах мальчишки чужие сидят.
Сережка ничего не понял.
Полкан сердито зарычал:
— Не ябедничай. Нехорошо так.
Раздался голос старушки:
— Крошечка моя! Ты так хороша, другой такой на свете нет.
Липси стала крутиться между горшками с цветами, показывая Полкану свои медали. Сообщала ему, за что ей на собачьих выставках все это было вручено.
Полкан равнодушно выслушивал ее хвастовство. Семен возмущенно зашептал:
— Ну что это за медали? Одна за то, что ноги кривые, другая — за выпученные глаза, третья за то, что зубы какой-то особый наклон имеют. Что это за награды? Тьфу!
Полкан сказал, что такого добра у него была уйма.
— Что же ты не носил их? — спросила Липси.
И поведал Полкан длинную правдивую историю своих подвигов.
— Мне медали то повесят, то отберут. Сегодня дом от пожара спасу — повесят медаль. Завтра — холодец хозяйский съем или чашку разобью — отнимут медаль. Последний случай месяц назад произошел: уж тут-то наверняка медаль у меня, как говорится, в кармане была бы, но… — И рассказал он подробно, как спас младшую сестренку Бобрикова Сережки: — Ей всего три годика. И вот ее-то я от беды уберег.
Зинка глядела в колодец, хотела себя видеть в отражении воды. Сильно наклонилась над колодцем. Еще чуток — и она сковырнулась бы вниз. Полкан все это видел, бросился к колодцу и
