Книга Мыши - Гордон Рис

Когда в половине восьмого мама вернулась с работы, тьма уже была кромешной. Черные дождевые тучи окончательно сломили сопротивление света, но ливень, которым они угрожали, откладывался. Вместо него хозяйничал ураганный ветер, скорбно завывая в каминной трубе и сотрясая стекла окон.

Прямо с порога мама крикнула:

— Она все еще там?

— Да, — радостно закивала я головой, — на месте!

Мы сели на кухне и спешно принялись составлять план действий.

— Я все-таки не уверена, что это машина грабителя, — начала она, и было видно, как вздымается ее грудь под плотной тканью пиджака. Я закатила глаза и раздраженно всплеснула руками, что не ускользнуло от мамы, и она спешно продолжила: — Но если это все-таки его машина, не стоит оставлять ее поблизости. Думаю, нам следует отогнать ее как можно дальше, бросить где-нибудь в городе.

— Где?

Она плотно сжала губы, прежде чем ответить.

— Я подумала про «Фармерз Харвест». Там огромный паркинг и все время полно народу, так что мы сможем оставить ее там и уйти незамеченными.

Это была блестящая идея. Спрятать машину у всех на виду, а не в каком-нибудь тихом переулке, где любопытный сосед обязательно проследит из окна, спрятавшись за шторой.

— Хорошо, — сказала я. — Мне нравится план.

Мама бросила взгляд на часы и встала. Я тоже поднялась из-за стола, и у меня на мгновение закружилась голова, как будто я оказалась в лифте, который неожиданно и с огромной скоростью рванул вниз.

Она выходила из кухни, когда вдруг резко обернулась ко мне:

— И надо не забыть убрать из машины все, что может навести полицию на наш дом, прежде чем мы тронемся в путь.

Я кивнула.

— А теперь иди и переоденься в самое темное, что у тебя есть. И надень перчатки. Я тоже пойду это сделаю.

Роясь в шкафу в поисках черного свитера, черных брюк и старого черного пальто, которое носила лет с двенадцати, я ловила себя на том, что беспрерывно и нервно хихикаю в предвкушении опасности — как в детстве, когда мы играли в прятки и я слышала дыхание следопыта всего в шаге от своего укрытия. Как часто я проигрывала из-за этих смешков! Трудно было поверить, что я, как заправский грабитель, одеваюсь в черное, чтобы слиться с темнотой, натягиваю перчатки, чтобы полиция не смогла обнаружить мои отпечатки пальцев. Все это слишком напоминало кино, а вовсе не мою жизнь.

Когда мы из кухни вышли в сад, темень была такая, что хоть глаз коли. Двигаться можно было только на ощупь, и мы замерли в нерешительности, боясь ступить в пустоту и неизвестность. Луна была с осколок ногтя, да и то ее все время затягивало набегающими черными тучами, которые порывистый ветер гонял по небу, как флот из кораблей-призраков. Ночь была настолько черной, что я не могла разглядеть ни одной звезды.

Я осторожно двинулась в сторону машины, но сделала всего несколько шагов, когда услышала встревоженный голос мамы:

— Шелли! Шелли! Я ничего не вижу! Подожди меня!

Я остановилась и дождалась, пока мама схватится за меня. Я прокладывала путь, но и сама мало что видела, так что ступала с опаской. Слепой ведет слепого[4], подумала я. Не различая ориентиров, я слишком близко подошла к фруктовым деревьям и наткнулась на ветку. Она больно царапнула висок, едва не зацепив глаз, и я отпрыгнула, вскрикнув от боли, да еще и отдавила маме ногу.

— Так не пойдет! Это слишком опасно! — сказала она. Ей пришлось говорить громче, чтобы перекричать бушующий ветер. — Возвращайся в дом и принеси фонарь! Он во втором ящике под мойкой!

Я вернулась через несколько минут. Мама стояла на том же месте, где я ее оставила. Она прикрыла рукой глаза, ослепленная светом фонаря.

— Выключишь, если услышишь шум приближающейся машины, — сказала она и снова схватилась за меня. Я пошла вперед.

Фонарь был хороший, купленный на случай перебоев с электричеством, но и его мощности не хватало в этой всепоглощающей темноте. Его луч освещал площадь размером с тарелку, и наше передвижение было по-прежнему очень медленным. В свете фонаря трава казалась какой-то странной — не зеленой, а серебристой, призрачной, — а упавшие ветки напоминали руки скелета, которые тянулись вверх из-под земли. Я сразу вспомнила о грабителе, зарытом в овальном розарии. И поймала себя на мысли: что, если мертвецы оживают? Что, если мертвые на самом деле не умирают?

Я представила себе, как он бредет к нам в этой густой темноте. Я увидела его мертвое лицо, неандертальские надбровья, стеклянные глаза, сломанную челюсть, зияющую рану на шее. Я так и ждала, что в любой момент его полуистлевшая рука дотянется до меня и схватит. Я пыталась ускорить шаг, но безуспешно, потому что мама буквально висела на мне. Я старательно гнала прочь мрачные мысли, уговаривала себя, что призраков не существует, что грабителя звали Пол Дэвид Ханниган, это был худосочный двадцатичетырехлетний жулик и теперь он мертв, мертв, мертв! Но его имя, вопреки моим надеждам, не стало оберегом от страха.

Наконец мы подошли к живой изгороди, и я заглянула поверх нее. Тропинка казалась совершенно безлюдной, но, когда стих ветер, я различила какой-то странный звук — как будто что-то потрескивало и шипело, — причем совсем рядом, так что я отпрыгнула назад. Мне не сразу удалось распознать природу этого звука: то шумел водяной спринклер, орошая соседское поле. Вряд ли от него будет польза, когда разразится настоящая гроза, подумала я.