самой своей конституции представляет угрозу для Франции и короля; и что образование детей должно быть исключительным правом государства. 15 февраля 1762 года Парламент Руана приказал всем иезуитам в Нормандии освободить свои дома и колледжи, удалить всех иностранных директоров и принять Галилейские статьи. Аналогичные постановления были изданы парламентами Ренна, Экс-ан-Прованса, По, Тулузы, Перпиньяна и Бордо. 1 апреля Парижский парламент распорядился об исполнении своих постановлений и передал другим администраторам иезуитские школы, находящиеся под его юрисдикцией.
Светское духовенство, хотя и традиционно ревниво относилось к иезуитам, пыталось их спасти. Собрание французских епископов (1 мая) обратилось к королю от имени ордена как
учреждение, полезное для государства… общество религиозных деятелей, заслуживающих похвалы за целостность их нравов, строгость их дисциплины, обширность их трудов и эрудицию, а также за бесчисленные услуги, которые они оказали Церкви… Все, сир, говорит в вашу пользу: религия считает их своими защитниками, Церковь — своими служителями, христиане — хранителями своей совести; множество ваших подданных, которые были их учениками, ходатайствуют перед вами за своих старых наставников; вся молодежь королевства молится за тех, кто должен формировать их умы и сердца. Не оставляйте, сир, без внимания наши совместные мольбы.57
Королева, ее дочери, дофин и другие представители партии девиотов при дворе добавили свои мольбы в защиту иезуитов, но Шуазель и Помпадур теперь определенно советовали королю уступить Парламенту и закрыть иезуитские школы. Людовику напомнили, что вскоре он должен поднять новые налоги, а для этого потребуется согласие Парламента. Пока он колебался между противоположными советами, Парламент предпринял решительные шаги. 6 августа 1762 года он объявил, что Общество Иисуса не соответствует законам Франции, что клятвы его членов отменяют их верность королю и что подчинение Общества чужой власти делает его иностранным органом в якобы суверенном государстве; поэтому Парламент приказал распустить Общество во Франции и обязал иезуитов в течение восьми дней освободить всю свою французскую собственность, которая была объявлена конфискованной в пользу короля.
Король отложил на восемь месяцев полное исполнение этого указа. Два парламента — Бтансон и Дуэ — отказались подчиниться декретам; три — Дижон, Гренобль, Мец — приняли решение. Но Парижский парламент настаивал, и в конце концов в ноябре 1764 года Людовик приказал полностью подавить Общество Иисуса во Франции. Конфискованное имущество составило 58 миллионов франков,58 и, возможно, это помогло примирить короля с решением о роспуске. Бывшим иезуитам была назначена небольшая пенсия, и некоторое время им было разрешено оставаться во Франции; но в 1767 году Парижский парламент постановил, что все бывшие иезуиты должны покинуть Францию. Лишь немногие отреклись от своего ордена и остались.
Изгнание было одобрено дворянством, средним классом, литераторами и янсенистами, но было непопулярно среди остального населения. Кристоф де Бомон, архиепископ Парижский, решительно осудил действия Парламента. Собрание французского духовенства (1765) единодушно выразило скорбь по поводу роспуска Общества и высказалось за его восстановление. Папа Климент XIII в булле Apostolicum провозгласил невиновность иезуитов; булла была сожжена на улицах нескольких городов публичным палачом на том основании, что папы не имеют законного права вмешиваться в дела Франции.59 Философы поначалу приветствовали изгнание как вдохновляющую победу либеральной мысли, и д'Алембер с удовольствием отметил замечание библеиста Жана Аструка о том, что «иезуитов убили не янсенисты, а Энциклопедисты».60 Число публикаций свободомыслящих теперь быстро росло; именно в десятилетие после изгнания д'Ольбах и его помощники довели антихристианскую кампанию до уровня атеизма.
Однако, поразмыслив, философы поняли, что победа принадлежит не столько им, сколько янсенистам и парлементам, и что она оставляет свободную мысль перед лицом врага, куда более нетерпимого, чем иезуиты.61 В своей «Истории уничтожения иезуитов» (1765) д'Алембер выразил лишь сдержанное ликование по поводу их судьбы:
Несомненно, что большая часть из них, не имевшая права голоса в делах… не должна была страдать за проступки своих начальников, если бы такое различие было практически осуществимо. Были тысячи невинных, которых мы, к сожалению, спутали с двадцатью виновными… Разрушение Общества принесет большую пользу разуму, если янсенистская нетерпимость не сменится иезуитской нетерпимостью…. Если бы нам пришлось выбирать между этими двумя сектами, мы бы предпочли Общество Иисуса как менее тираническое. Иезуиты — покладистые люди при условии, что человек не объявляет себя их врагом, — позволяли думать так, как им заблагорассудится. Янсенисты хотят, чтобы все думали так же, как они. Если бы они были хозяевами, то осуществляли бы самую жестокую инквизицию над умами, речью и моралью.62
Как бы иллюстрируя эти взгляды, янсенистский Парламент Парижа, в том же 1762 году, когда он приказал распустить Общество Иисуса, также приказал публично сжечь относительно благочестивого «Эмиля» Руссо; Янсенистский парламент Тулузы в том же году сломал Жана Каласа на колесе; Парижский парламент в 1765 году сжег философский словарь Вольтера, а годом позже подтвердил приговор о пытках и казни, вынесенный молодому шевалье де Ла Барру судом Аббевиля.
25 сентября 1762 года д'Алембер написал Вольтеру: «Знаете ли вы, что я услышал о вас вчера? Что вы начинаете жалеть иезуитов и испытываете искушение писать в их пользу».63 В Вольтере всегда был запас жалости, и теперь, когда битва против Общества казалась полностью выигранной, он услышал несколько голосов упрека от своих мертвых учителей. Он взял в свой дом в Ферни одного из бывших иезуитов, преподобного Адама, который занимался его благотворительностью и регулярно обыгрывал его в шахматы. Вольтер предупреждал Ла Шалота: «Остерегайтесь, чтобы в один прекрасный день янсенизм не причинил столько же вреда, сколько причинили иезуиты… Что мне даст избавление от лисиц, если они отдадут меня волкам?»64 Он опасался, что янсенисты, подобно пуританам в Англии XVII века, закроют театры, а театр был почти его любимым увлечением. Поэтому он написал д'Алемберу: «Иезуиты были необходимы; они были развлечением; мы смеялись над ними, а нас собираются раздавить педанты».65 Он был готов помиловать иезуитов хотя бы потому, что они любили классику и драму.66
Его друг и враг Фридрих Великий присоединился к этим чувствам. «Почему, — спросил Фридрих у принца де Линьи в 1764 году,
Почему они уничтожили эти хранилища благодати Афин и Рима, этих прекрасных профессоров гуманитарных наук, а возможно, и всего человечества, иезуитов? Образование будет страдать… Но поскольку мои братья короли, самые католические, самые христианские, самые верные и апостольские, изгнали их, я, самый еретичный,
