книжки закончатся. Но это легко поправимо. Потому что онлайн-магазины ведь бездонные, чего там только нет. Как только с этой партией Ульяна расправится, он новую закажет, и так будет происходить до тех пор, пока она не войдет в размеренный ритм, пока не поймает свой баланс.
А совсем недавно удалось найти в соседнем районе танцевальную студию, где преподают pole dance. Задачка, кстати, оказалась не из лёгких: даже в Москве оборудованных пилонами школ не так много, как поначалу по незнанию представлялось. Ездить туда Уле придётся на автобусе, по крайней мере какое-то время. Зато маршрут прямой и остановки в минуте ходьбы что от дома, что от студии. В общем, нашёл в интернете школу, оставил страницу сайта открытой, окликнул Ульяну и пошёл на перекур — изучать открывающиеся с балкона виды. Клюнула. До балкона так и не дошла, зависла у ноутбука. Теперь вернуть бы её к мысли о получении второго образования, на которое, как выяснилось после выписки, она забила, и можно будет выдохнуть. Его женщина ему нужна со всем её букетом прежних увлечений, довольная и с горящим взглядом, а не зацикленная на работе и заботе о том, кто в целом уже в состоянии позаботиться о себе сам.
А вообще планов гора, и все наполеоновские. Частично Ульяна о них в курсе. Иногда, уткнувшись носом в грудь и внимая его пространным рассуждениям, она недоверчиво хмыкает, иногда еле сдерживает улыбку, иногда молчит. А однажды и сама, зайдя окольными путями, осторожно поинтересовалась, не передумал ли он часом.
Не-а, не передумал.
Старую квартиру он продаст и об этом намерении сегодня планирует предупредить Мишу. Ну, на всякий случай, чтобы не обживался там с концами. Миша парень неплохой и как съемщик полностью Егора устраивает, но раз уж жизнь повернулась к ним с Улей местом, на которое приятно смотреть — лицом то бишь, — то и брать нужно всё, что она предлагает. А предлагает она вдруг столько, что глаза разбегаются и не знаешь, куда тянуть руки сначала, а куда потом.
Так вот, квартиру продадут. Подумалось тут, что если уж придётся отрывать от сердца, то задорого. Она довольно просторная, судя по всему, весьма симпатичная, расположена в зелёном благоустроенном районе и должна «улететь» быстро. Пока будет идти процесс продажи, они с Улей подыщут другую. Можно вернуться на юг города и поискать что-то ближе к «Академической». Можно остаться на северо-востоке, где они осели сейчас. А можно приглядеться и к совсем новым кварталам, которые множатся в черте Москвы и на прилегающих территориях, как грибы после тёплого летнего ливня. Тут ему намедни подсказали, что очень неплохо стало в Коммунарке. Тоже юг. Так что выбор впереди непростой: урбанизм, буйство цвета и свежесть застройки против неповторимого уюта обжитого города, спрятанных в тени раскидистых деревьев тихих двориков и больших парковых зон.
…И чтобы в новой квартире не меньше трёх комнат и не меньше семидесяти квадратов. Гостиная, она же в перспективе и рабочая зона. Спальня — нора, в которую никто, кроме домашних, никогда не попадёт. Одна комната пусть пока пустует, кабинет временно можно устроить и там. Однако однажды всё изменится. И вот тогда она очень пригодится.
Но, честно говоря, о таком даже подумать лишний раз пока страшно — чересчур хорошо звучит.
Продадут, переедут, а на остаток вырученных средств купят… Нет, не мотоцикл. Мотоцикл как-нибудь потом. Машину. Вот здесь, возможно, придется и в кредит влезть… Нет, в гробу он эти кредиты видал. Сам заработает. Ульяна пока не в курсе, что на следующей неделе у него первые после длительного перерыва съёмки — он еще не обмозговал, как бы преподнести эту информацию так, чтобы после остаться в живых. Зато в курсе, что в группе ждут. По этому поводу никаких возражений Егор услышать не ожидал и не услышал. Разъездов планируется много, это несколько пассажиров и их вещи, а кататься туда-сюда на такси или общественном транспорте — такая себе перспектива.
Ну а там, после того, как обживутся, можно и…
Но он еще не придумал, как.
Была бы жива баб Нюра, он бы, может, спросил совета у неё. Заглянул бы на чай, прихватив с собой её любимый вафельный торт в шоколадной глазури. С орешками. Она бы искренне за него порадовалась, как и всегда. Завела бы свою шарманку про «цени и береги» минут на двадцать, а он бы слушал, изредка кивая, соглашаясь про себя с каждым словом и чувствуя, как в благодарности захлёбывается согретая душа.
Теперь совета спрашивать не у кого, и хочешь не хочешь, а живёшь лишь своим умом. Но она всё равно будто здесь: память хранит выражения её лиц, охи и ахи на все лады, интонации улыбок и температуру кожи. Хранит сказанное. Иногда, в моменты штормов и раздрая, ему кажется, что он её слышит: скрипучий дребезжащий голосок звучит прямо в голове. Иногда, когда чувствует, что сам не прав, в ушах раздается: «Егорушка! Ну как же так, мальчик мой? Ты что же творишь?»
Говорят, что человек жив, пока живёт память о нём. Ну, раз так, то баб Нюре жить столько, сколько отведено людям, на которых пролился её свет. И дальше, потому что придёт время, и он расскажет своим детям, как одна бабушка их папу с того света вытащила. Маме, наверное, тоже найдется что добавить.
Жаль, у него совсем нет их с баб Нюрой общих фотографий. Все они остались у неё. Их делал и дарил ей его отец, а самому ему казалось, что пилить селфи с баб Нюрой — ну… Как-то не комильфо. Казалось глупым приставать к старому серьёзному человеку с таким ребячеством. Ключи от её квартиры переселились на новую связку, и, конечно, можно было бы зайти, да вот только он никак не поймет, насколько нормально и правильно прийти домой к человеку, которого там больше нет… Тянет. В голову невольно лезут мысли о бабушкином коте. Куда дели кота? Спросить бы у соседей. Может, те к себе забрали. Или хотя бы подскажут, где искать.
Сдается Егору, в случае чего Уля против второго кота возражать не станет. Ей дай волю, и она со своим состраданием к сирым, убогим и брошенным животным охотно превратит жилище в зоопарк. Но спросить, наверное, всё-таки стоит.
Поезд подъезжает к конечной, а Ульяна всё еще спит, причём уже крепко: он чувствует, как обмякло её тело. Будить жаль, из рук выпускать жаль, пусть за это время миллион часов
