деревне в Москве говорит то же самое, что сменовеховец Устрялов в Харбине. Это, в частности, публично утверждал Зиновьев. Теперь же «правая оппозиция», как выясняется, – союзник Устрялова, следовательно, разоблачаемая «правая» и разоблаченная «левая» оппозиции – одно и то же. Наконец, равновеликие «капиталисту» и «Устрялову» социал-демократы в 1930 году в Германии у власти – и это основная проблема коммунистов в Германии и мировой революции во всем мире. В 1933 году на месте «Устрялова», уже де-факто ставшего союзником советской власти (в 1935 году он вернется в сталинский СССР), уже был бы кто-то другой, а «социал-демократию» сменили бы «фашисты».
Ил. 80. Друзья-приятели. Рис. Ю. Ганфа. Крокодил. 1930. № 26–27. С. 5
Техника ил. 80 – мнимое противопоставление города и деревни. На деле они неотличимы, но человек 1920‑х годов без труда опознает город по пожарной вышке с характерной «вилкой» на ней – к этому сооружению привязывались шары, сигнализирующие городским обывателям об угрозе пожара в определенном квартале города, деревенским эта сигнализация была неизвестна. И кулак, и городской оппортунист Фруктин одеты принципиально по-разному, но оба – по последней моде своего сообщества: и на кулаке, и на городском – пестрые по меркам своего круга рубахи. Звероподобная рожа кулака и модная «буйная» прическа оппортуниста на деле – один и тот же социальный жест, и карикатурист прямо говорит: при всей несхожести это одно и то же социальное явление.
Изображенная на ил. 81 (на вкладке) многоголовая «гидра» капитализма – объект преувеличения правой оппозиции. Умея использовать капитализм в целях соцстроительства, сталинское большинство приписывает правой оппозиции сильный и искренний испуг перед этим могучим, но безмозглым явлением. Капитализм есть химера, игра исторических сил – большевистская партия не может без смеха наблюдать за иррациональными страхами бухаринцев перед ним.
Правые – левые
Оксюморон «право-левый уклонист» стал важным понятием в юмористическом мире карикатуристов первой пятилетки – образ неспособного занять твердую позицию приспособленца, хаотически колеблющегося то вправо, то влево, но всегда невпопад с имеющей другую природу линией партии, подлежал постоянной метафорической визуализации. В начале 1930‑х Сталин выдвинул лозунг «борьбы на два фронта», как с «левыми», так и с правыми. Борьбу на два фронта нельзя было понимать как центризм. Троцкисты так именно и изображали дело: есть «левые» – это, дескать, они, троцкисты, «настоящие ленинцы»; есть правые – это все остальные; есть, наконец, центристы, которые колеблются между «левыми» и правыми. Так, отвечали сталинцы, могли говорить лишь люди, которые давно уже порвали с марксизмом. Центризм, говорили они, не есть пространственное понятие: здесь правые, там «левые», а посередке центристы. Центризм есть понятие политическое. Его идеология есть идеология приспособления, идеология подчинения пролетарских интересов интересам мелкой буржуазии в составе одной общей партии. Эта идеология чужда и противна ленинизму. Просмотрите историю нашей партии, говорили историки этого времени, и вы поймете, что наша партия росла и крепла в борьбе с обоими уклонами – и с правым, и с «левым». Когда сталинцы писали о «правых и „левых“ опасностях в партии», они брали в кавычки только понятие «левые», из чего следовало, что в последнем случае речь шла об узурпаторах, симулянтах, что существовал зазор между словом «левый» и стоящей за ним действительностью. Карикатуристы рубежа 1930‑х годов стремились показать, что лжекоммунисты, а именно такими были, по их мнению, Троцкий и его сторонники, не заслуживают изображения как истинно «левые».
Ил. 82. В тупике. Рис. В. Козлинского. Крокодил. 1928. № 47. С. 2
Ил. 82 показывает, что «смычка» правой и левой платформ может происходить только в отдалении от практических задач промышленного строительства, – главной фигурой на этой карикатуре является фон. Именно там происходит настоящая жизнь, оппозиционные игры не имеют значения, они – периферийное и тупиковое явление, объясняет художник.
Сюжет с «тормозящей колеса паровоза оппозицией», впервые использовавшийся художником ил. 83 против Троцкого, оказался весьма живучим и тиражируемым. В данном случае он используется не как метафора политической борьбы, а как метафора конкретного саботажа на Южных железных дорогах, выявленного Вячеславом Молотовым и объявленного в выступлении на съезде Советов: правым и левым, обвиненным в этом саботаже, сознательном или несознательном, неважно, уже очень скоро предстоит быть изображенными в качестве прямых вредителей.
Ил. 83. На оппортунистических тормозах. Рис. Л. Генча. Крокодил. 1931. № 9. С. 3
Ведро с помоями, подписанное «клевета», – в данном случае не только «посудина Троцкого», но и тайное оружие его покровителя, изображаемого в виде абстрактного ражего «капиталиста»-иностранца (Троцкий уже давно в эмиграции). Пафос ил. 84 – правая оппозиция, клевещущая на партийных работников, суть то же самое, что троцкисты, действующие по указке своих иностранных хозяев из‑за рубежа.
Лозунг «Рука в руку», представленный на ил. 85 (на вкладке), – не что иное, как профанация, злокозненное извращение правой и левой оппозицией большевистского лозунга «идти нога в ногу». Это словесное искажение не случайно: оппозиция генетически не способна говорить правильным языком большевизма. Остальная карикатура просто иллюстрация к этому перерождению – в сущности, картинка тут даже не нужна.
Обозначенная на ил. 86 (на вкладке) конъюнктура споров об индустриализации на селе требует фигуры кулака, который выбирает между левой оппозицией, представленной Троцким, – «прижать», и правой – «свобода» сейчас в пользу правых. Но на деле кулак противопоставлен в композиции не Троцкому и Бухарину, а большевику, который готов дать центральной фигуре композиции, крестьянину-середняку, трактор – только индустриализация, говорит автор карикатуры, способна вывести великорусского пахаря из схематической плоскости бесплодных политических споров в пространство будущего – социализм.
Ил. 84. Излюбленное средство. Рис. П. Белянина. Крокодил. 1929. № 43. С. 2
На ил. 87 (на вкладке) изображен «Оппортунистический балаган» (на кассе нэпач и кулак). В программе: «Жонглирование фактами»; «На глазах у почтеннейшей публики. Врастание кулака в социализм»; «Головокружительный прыжок»; «2 уклона. Спешите смеяться»; «Человек-змея. Правые и левые загибы и перегибы»; «Ново!!! Необычайно!!! Трюки. Перелеты слева направо»; чемпион И. А. Правоуклончиков подымает «отпускные цены».
Нечисть
Демонизация оппозиции – процесс, развивающийся постепенно и исподволь. На рубеже 1930‑х годов еще вполне приемлема была медикализация оппозиционера. В трактовке, уже знакомой нам, он был больным товарищем – может быть, и заразным и потому нуждающимся в изоляции, порой даже отталкивающе противным, но все равно нуждающимся в медицинской помощи. Несмотря на всю свою яростность, карикатуры показывали: оппозиционеров надо лечить, но не выгонять из партии, тем более политических больных нельзя физически уничтожать – и дело не столько в гуманизме, сколько в избыточности и неверности идеи уничтожения ценного человеческого материала.
На ил. 88 (на вкладке) язвы подписаны как «хищения», «грубость», «бюрократизм», «бесхозяйство».
Широко используя метафору болезни, большевики говорили о «нарыве» на теле партии, обычно подразумевая под нарывом оппозицию. Также речь шла о
