— Когда я посмотрел на ее походку, именно в тот момент она ковыляла впереди меня по коридору, так выпили они бутылки три, — вмешался охранник.
— Неправда, всего одну, а за второй Леху послали, — поправила его Маша.
— Где же эта вторая бутылка? — взяв за горлышко со стола первую, понюхал страж порядка.
— Мы сами удивились, куда она пропала. — Маша развела руками. — Я точно помню, что только-только ее начали, и все, я отключилась.
— И он тоже? — показывая на немца, поинтересовался милиционер.
— Ну да.
— Я-я, — по-немецки, поняв по жестам, о чем речь, подтвердил немец.
— Что было потом?
— Потом меня кто-то раздел… догола и…
— Вот-вот, — вновь вмешался охранник, — ее кто-то раздел, ты же понимаешь, лейтенант.
— И уложил рядом с ним в постель, — закончила, не обращая внимания на охранника, Маша.
— Его тоже святой дух раздел? — глядя на немца в нижней майке и брюках, добавил охранник.
— Он тоже был очень удивлен.
— Я-я! — вновь закричал немец на своем языке.
— Что это у вас пролито на скатерть? — принюхиваясь к пятну, как настоящий детектив, поинтересовался лейтенант. — От водки следов не остается.
— Надо у официанта спросить, — сообразила Маша.
— А-а, значит, тут еще и официант побывал?
— Да кто же, вы думаете, на стол накрывал?
— Почем я знаю, черт побери, — милиционер стукнул кулаком по столу, так что зазвенела грязная посуда, оставленная с вечера, — что тут побывал пятый человек!
— Так это же и так ясно, — не выдержал охранник. — Столько грязной посуды из ресторана!
— Вот ты, умный, собери всю посуду, заверни скатерть в чистый пакет.
— Сейчас распоряжусь, — не желая заниматься грязной работой, сказал охранник.
— Сам сделай, мне посторонних не нужно! — запретил лейтенант.
Охранник нехотя принялся выполнять приказ.
— Я тебя задерживать не буду, — обращаясь к поникшей Маше, смилостивился милиционер, — но ты под подозрением! Поэтому предупреждаю, чтобы никуда не выезжала.
— Я и не собиралась.
— Разберемся, кто есть кто, а потом можешь на все четыре.
— Это ты зря, лейтенант, — укоризненно покачал головой охранник. — Она же облапошила нашего уважаемого клиента.
— Какой мне резон? — выкрикнула Маша. — Зачем мне его бумаги?
— Ну, тогда с ее помощью украли те, кому выгодно, — поправился охранник.
— Ты чего, будешь меня учить? — рассердился милиционер. — Смотри, договоришься! Ты ведь тоже под подозрением.
— С какой радости? — возмутился охранник.
— Сам сказал, встретил ее в коридоре. Так?
— Ну ты, лейтенант, даешь, хочешь сказать, что она мне могла передать эту бумагу?
— Я ничего тебе говорить не обязан. Просто больно ты ее утопить хочешь. Так ведут себя только заинтересованные лица.
— Это я заинтересованное лицо? Весь мой интерес, чтобы такие, как эта, в мой отель не таскались.
— Какие такие? — Маша, почувствовав слабую защиту со стороны стража порядка, воспрянула духом. — Если хотите знать, я жена Берцева. Помните такого?
— Владимира, что ли?
— Да! — с гордостью сообщила Маша и, помрачнев, уточнила: — Бывшая жена.
— Ну, а твой муж, бывший, знает о том, чем ты занимаешься? — поинтересовался охранник.
— Все! Надоели ваши разборки, я пошел, — захлопнув папку, заявил лейтенант. — Придется во всем этом в отделении разбираться. — И, обращаясь напоследок только к Маше, предупредил: — Жди, я тебя скоро вызову.
Глава четырнадцатая
— Кого ты все время ждешь? — с беспокойством спрашивала мама.
— Тебе кажется. — Скрывая происшедшее, Маша прятала глаза.
Ожидая из-за границы на каникулы дочь, Маша стойко не брала в рот спиртного. Сколько раз давала себе слово, и вот, не выдержав, сорвалась! Теперь пожинала плоды.
Постоянное чувство вины не давало покоя. Любая проблема, казавшаяся неразрешимой, отступала куда-то далеко-далеко, если она пропускала рюмочку-другую. Однако похмелье было тяжелым.
Вот и сейчас Катя, узнав о случившемся по телефону, прискакала на помощь:
— Скажи, почему ты не попросила у меня денег? Ведь у нас с Димой свое дело!
— Вы только начали. Не хватало на вас виснуть. А маме срочно нужны были деньги на операцию, или… — Маша махнула рукой.
— Как тебе пришло в голову обращаться к этому проходимцу Афанасьеву? Мало он тебе принес неприятностей?
— Что теперь говорить? После драки кулаками не машут. Встретила одну сослуживицу. Она сказала, что Афанасьев таким крутым стал, бизнес у него, ее в переводчицы приглашал. Адрес дала. Вот я и решила. Раз его бизнес с переводами связан. В школе совсем мне часов мало оставили. Директор сказала, что если не приведу себя в порядок, — Маша опустила глаза, — и пить не брошу, к детям допускать не будет, уволит. Вот я и решила, что Афанасьев совсем неплохой вариант, думала, попробую. Попробовала!
— Его нашли? — И без того серьезные глаза Кати сошлись на переносице.
— Нет, — сокрушенно покачала головой Маша.
— А партнера его?
— Тоже. Я ведь даже фамилии толком не запомнила. Хорошо, адрес нотариуса не забыла.
— Тот, что сделку и расписку Афанасьева заверял?
— Да.
— Значит, копия этой расписки в нотариате осталась?
— Осталась. Только что эта копия дает? Если ни оригинала, ни тем более Афанасьева самого нет. С кого деньги требовать? — Маша смахнула слезу. — Все кувырком. Вместо средств на лечение мамы неприятности нажила. А все из-за нее, проклятой. — Маша показала на пустую бутылку из-под водки, стоящую в углу кухни. — Понимаешь, пока Региночка была в доме, я совсем о ней забыла, держалась, не пила. Потом, когда осталась с больной мамой, такая тоска накатывала. Про жизнь свою несчастную чаще вспоминать стала. Все думы передумала. Людвиг золотой человек был! Как мне пришло в голову с Володькой связаться? Когда тебе двадцать с лишним, хочется, чтобы твоим возлюбленным восхищались. Если все от него балдеют, значит, он то, что надо! Красивый, знаменитый, поплевывающий свысока на всех и все. Не знала, что так же, как на всех, потом на меня плевать будет! И только сейчас, когда сороковник стукнул, понимание, что такое хорошо и что такое плохо, пришло. Не поверишь, Катенька, хожу одна по улицам, заглядываю в чужие окна, у всех своя жизнь. А до меня никому нет дела! Даже приглядываться к парочкам стала. Тех, что, как я когда-то, на фасад западают, сразу видно. Мне хочется им криком кричать: «Остановитесь, не повторяйте моих ошибок!»