господами. Враги Стилихона пошли вперёд. Не трудно было им склонить на свою сторону императора; Гонорий после того, как Стилихон разоблачил его тайные думы пред целым собранием, поставив его через это в какое-то страдательное, чтобы не сказать смешное положение, Гонорий возненавидел своего тестя со всей злобой непримиримого врага и решился погубить его. Для достижения этой цели он со своими вельможами составил следующий план: «Немедленно он отправится в Равенну и, склонит на свою сторону Сара, военачальника тамошних легионов, поедет в Павию к войску, которое уже давно ненавидело Стилихона за то, что он оказывал предпочтение варварам. Когда всё это исполнится, то ему легко будет сделать всё, что захочет со Стилихоном, который таким образом не будет иметь на своей стороне войска». Заговор был ведён с такой скрытностью, что никто, даже Серена и сам Стилихон, не знали об умысле императора [170]. Вскоре, однако ж, Стилихон неожиданно догадался, что ему грозит опасность со стороны Гонория: один чиновник, очень много обязанный Стилихону, под секретом сообщил ему, что императору угрожает опасность в Павии, куда он отправляется. «Потому что,» — говорил он, — «тамошние войска, не расположенные к тебе, без всякого сомнения, не замедлят выместить свою злобу на твоём зяте». Этот человек говорил так потому, что нисколько не сомневался, как и многие другие, в расположении императора к министру [171]. Но едва он разведал о замыслах императора против Стилихона, как скрылся: потому что за свою приверженность к министру боялся подвергнуться опале. Сколько ни искал его Стилихон, было напрасно. Когда он узнал о причинах такого поведения своего клиента, то первое чувство, которое возникло в его душе, было глубокое огорчение, чувство человека, оскорбленнаго несправедливостью любимого лица; он ещё не знал вполне и в подробности составившегося против него заговора; ему только больно было от того, что Гонорий, для пользы которого он не щадил ничего, замышляет ему зло. Он чувствовал свои силы, уверен был, что император ничего не может ему сделать; но он в то же время не хотел вступать в борьбу с сыном Феодосия Великого, взявшего с него клятву пещись о детях своих.
Тем не менее, однако ж, Стилихон решился дать почувствовать свою силу легкомысленному зятю, который, как предполагал он, возымел к нему нерасположение единственно вследствие наущения придворных, и показать, что нелегко бороться со Стилихоном. Мера эта казалась Стилихону тем необходимее, что все усилия склонить императора не ехать в Равенну, а оставаться в Риме, были напрасны, и Гонорий не оставлял своего намерения, говоря: «Аларих, перейдя из Италии, может нарушить мир, нечаянно напасть на Рим и взять меня в плен» [172]. Ничтожность, даже велепость предлога к этой поездке не могли не навести Стилихона на мысль, что император всё ещё замышляет против него что-нибудь недоброе, и нисколько ещё не одумался. Во всяком случае, эта поездка императора явно грозила разрушением планов Стилихона относительно образа действий против узурпатора и Востока, что нельзя было не заметить из отзывов Гонория о готском короле, из неудовольствия его, с каким он согласился на этот план. Тогда Стилихон тайно дал знать равеннскому префекту и командующему тамошними войсками, чтобы он произвёл фальшивый бунт. Здесь Стилихон рассчитывал на то, что Гонорий не поедет в город, где возмутились солдаты, а оставшись в Риме, его же самого пошлёт усмирять мятежников. Хотя приказание Стилихона исполнено было в точности, однако ж эта мера не имела успеха. Император сначала, по-видимому, решился отменить свою поездку; но это было сделано с особой целью: в это время враги Стилихона неутомимо продолжали действовать против него; они успели склонить на свою сторону Сора. Этот человек желал занять место главного вождя (utrinaque militiae), и потому охотно согласился содействовать императору и его сообщникам к погублению Стилихона. Все эти интриги, как и прежде, ведены были с необыкновенной скрытностью. Замыслы императора против министра все обозначились и цель его поездки сделалась очевиднее, когда он, приехав в Равенну, не остался здесь долго, — что, как прежде он говорил, необходимо для его безопасности, а отправился в Бононию [173]. Стилихон остался в Равенне.
Прибыв в Бононию, Гонорий задумал вооружить против Стилихона и здешнюю армию, которая, как мы уже сказали, была предана ему всей душою. Для этого он прибегнул к следующему средству: он послал из Бононии Стилихону предписание наказать солдат за то, что будто бы они произвели между собой раздор [174]. Стилихон не мог не понять, к чему клонился этот императорский приказ; он не мог не видеть, что если в точности исполнить повеление Гонория, который и сам имел полное право наказывать преступников, то не говора уже о том, что солдаты тогда не пойдут в Иллирию в поход, он этим лишит себя последней опоры в государстве: потому что они после этого не будут ему преданы и не окажут повиновения. Посему он счёл нужным уладить это дело другим образом, — так, чтобы и император не имел повода на него негодовать, и солдаты ещё более полюбили его.
Не теряя времени, Стилихон отправился в Бононию. Солдаты не знали, что и подумать, увидев своего вождя нисколько не разгневанным: потому что им сказали, что Стилихон жесточайшим образом намерен наказать их, и что виновнейшие будут казнены. По всей вероятности, эти слухи между солдатами были распущены врагами Стилихона с той мыслью, что они поднимут бунт, коль скоро явится он, и умертвят его. Примеры подобных поступков солдат римских со своими полководцами были многочисленны.
Но теперь этого не случилось. Стилихон с обычным своим спокойствием привествовал войско, и когда военные клики, с которыми обыкновенно встречались римские вожди, утихли, объявил ему волю императора. «Император» — говорил он — «приказывает мне наказать вас, а зачинщиков мятежа казнить». Ропот пробежал по рядам войска; слёзы потекли у некоторых солдат. Стилихону жаль стало их, и он тут же объявил, что им нечего бояться, что он будет ходатайствовать перед императором об их помиловании [175]. Можно себе представить душевное состояние солдат, когда они от страха, от тяжёлого ожидания невзгоды вдруг перешли к сознанию, что им нечего бояться; после этого Стилихон сделался для них ещё дороже. Сей последний с полною уверенностью в своей безопасности отправился к императору ходатайствовать за солдат. Гонорий ничего не мог лучше придумать, как исполнить желание министра.
По всему видно, что заговор императора
