дорога начинает подниматься на гору к трем одинаковым виллам, я обернулась. Гонзу по-прежнему сидел за столиком, как обычно, выставив вперед ноги, и тянул из горлышка свое пиво. Перед ним на столе лежал телефон. Хрыч старый, сошел на финише. Струсил. Сейчас своему дружку-копу звонить будет. Ну ничего, пока позвонит, пока расскажет, пока те приедут, я успею. И очень даже хорошо, что он в полицию сообщит. А то мало ли что. А так мне не страшно. Копы приедут и спасут меня от маньяка.
Вот сейчас явлюсь к нему и скажу: «Где моя сестра? Она мне эсэмэску прислала, что тут, с тобой». Или лучше: «У меня письмо для вашей девушки, позовите ее». Или: «Мишель Серро? Вам письмо от… э…» Если бы я знала, как звали мою Прекрасную Купальщицу…
Что бы придумал Эндин Люсьен? Он-то всегда запросто является в любой дом. То прикинется доставщиком пиццы – ничего, что ее никто не заказывал, – то он, типа, номером дома ошибся. И, главное, ему всегда открывают, впускают, никто ни разу через закрытую дверь не проорал, чтобы он убирался, его сюда не звали.
Во, придумала! Я скажу, что я из аэропорта, что русалка не получила одну сумку, забыла, а я ее, сумку эту, привезла. А почему в аэропорту решили, что сюда надо тащить потерянный багаж? А потому… Хрен знает почему. Если спросит, на ходу сочинять буду.
Только у меня никакого багажа нет. И магазинов тут нет. А идея хорошая.
* * *
Сзади застрекотал мотоцикл. Ага, едет. Я встала на краю дороги. Никаких тротуаров тут и в помине нет, бетонная канавка, за ней сразу бетонный забор. Гордо скрестила руки на груди, нацепила надменную улыбку. Наполеон на Аркольском мосту. Чтобы улыбка выглядела понадменнее, повторяю про себя: «Я гордо и надменно улыбаюсь», – транслирую надменность в пространство.
Подкатил Гонзу. К моим ногам. Кривится ухмылкой.
– Ну что, – говорю, – позвонил копам?
– Нет.
Немногословный ты мой.
– Слушай, я придумала. Мы придем к нему и скажем, что доставили забытый в аэропорту багаж, что русалка наша забыла там сумку. Правдоподобно же. И посмотрим, что он на это скажет. Он отпираться начнет: «Нет тут никого и не было, и в аэропорту никто ничего не забывал». А мы: «Сумку забыла молодая сеньора со светлыми длинными волосами, голубыми глазами…» Он занервничает, начнет путаться. Вот увидишь, обязательно начнет! А мы тогда: «Это дом номер шестнадцать?» А он радостно: «Восемнадцать!» А мы: «Ой, мы адресом ошиблись». Только вот сумку надо где-то взять.
Гонзу сидел на своем мотоцикле, поставив одну ногу на землю, и смотрел мне в глаза. У него выражение лица такое было, будто он меня узнал. Только что, сию секунду узнал. Ничего, что мы там ночью… э-э… Узнал вот только сейчас. Ну бывает, на незнакомого смотришь, и вдруг – ба! Да я же его знаю, это ж мой старый кореш, да мы же с ним!.. Да как же!.. И у него во взгляде подобное узнавание, как будто мы с ним когда-то давно чего-то вместе.
– Ты безбашенная дура и аферистка.
Это, не поверите, прозвучало ласково. Совсем не как «дура», а как «девочка моя», что ли. И я гордо – Наполеон еще из меня не выветрился – ответила:
– Да, я такая.
– Садись!
Я даже спрашивать не стала, куда мы. Знала, что выиграла.
Мы метнулись до супермаркета, купили там сумку среднего размера. И заодно Гонзу накупил продуктов: мяса, хлеба, лука, еще чего-то и всю кучу в новый сумарь загрузил. Два в одном – и клиента развести, и кухне своей одолжение сделать.
И мы снова порулили к трем бетонным кубам для благородных. Стоим у глухой стены между калиткой и воротами. И я что-то опять внутренне заерзала, вся уверенность моя стекла соплей по сковородке. Прикидываю: вот мы позвонили, этот Мишель Серро открыл дверь – опять же, если он сам открыл, а не прислуга какая-нибудь, – я ему свою пургу про сумку в аэропорту, он: «Ничего не знаю», – и калиткой – хлоп! Прямо по носу мне, идиотке, хлоп. Он нас внутрь не пустит. И разговаривать с нами не будет. И ничего я про него не пойму, убивал или нет. Я скисла.
И тут ж-ж-ж – ворота стали в сторону отъезжать. Я от неожиданности аж за мотоцикл присела, спряталась как маленькая. Ворота открылись, выехала машина, белый «Рено», и, свернув, полетела в сторону автострады. Ворота стали закрываться. Я, судорожно сжимая свою дурацкую сумку, не задумываясь даже, шмыгнула в быстро сокращающийся проем ворот. Гонзу, шипя: «Придурочная, ты куда?» – ринулся за мной. Ворота закрылись.
Ее звали Лили
Мы стояли во дворе дома убийцы. В точно таком же, как у бананового барона и благородной сеньоры Вереды. Справа гараж, слева бассейн, за ним под навесом на двух бетонных колоннах пластиковые белые стулья и стол, пара шезлонгов, дальше сам дом с окном в пол, завешенном изнутри темной шторой, по бокам две двери. Запертые.
– Что дальше?
Мой напарник ждал указаний командира. Указаний не было. Я пожала плечами:
– А дальше я не знаю. Пожрать бы. В животе урчит, мысли заглушает.
– Ладно.
Гонзу пошел в сторону гаража. Зачем? Может, хочет пошарить там в поисках улик? Он вошел в небольшую дверку у въездных ворот – такую обычно никто не запирает.
Ну, я тогда вокруг бассейна похожу, посмотрю, мало ли что. Обошла по периметру, вода плещется под ногами. Представила, как этот на коленях, схватив свою жертву за волосы, толкает ее вниз под воду, топит, она вырывается, бестолково машет руками, пытаясь отпихнуть его, вода пенится пузырями, брызги летят ему в лицо, он не выпускает, она затихает, последние круги расходятся, все – тишина, покой… Жутко.
Я бросила свою надоевшую сумку на пластиковый стул. Прошла вдоль стены дома, подергала двери за ручки – ноль. Попыталась заглянуть в окно через шторы – ноль. Дом, что ли, обойти?
Сзади зашелестело негромко, будто поползло, я подскочила как ужаленная – что там еще? Гонзу выкатил из гаража барбекюшницу. Толкал ее в мою сторону одной рукой, в другой у него был мятый полупустой бумажный пакет с углями, под мышкой зажата бутылка жидкости для розжига. Ого! Пикник? Он с ума сошел!
– Ты что, сдурел?
– Сейчас мясо пожарим. Сходи в гараж. Там ножи, доска разделочная – тащи сюда причиндалы.
– А если этот вернется?
– А ты, когда сюда лезла, на что рассчитывала? Что он не вернется? Обязательно вернется. А мы подождем. Сколько ждать, неизвестно. Но не сидеть же просто так.
И правда. Мы в логове убийцы. Чего тут сантименты разводить? Было бы перед кем книксены изображать.
Через несколько минут мясо аппетитно шкворчало на решетке, Гонзу орудовал лопаткой, переворачивал его то на один бок, то на другой. Я разлеглась на шезлонге.
– Искупаться не хочешь?
Совсем дурной. Я в ЭТУ воду не полезу. Ни за какие коврижки. Я замотала головой:
– Не-а.
– Зря. Тогда я один. Мясо пошуруди.
И сунул мне в руки лопатку. Встаю к барбекюшнице.
– Ничего, если я голяком? Не хочется к хозяину с мокрым задом выходить.
Я с растяжечкой, низким и, надеюсь, сексуальным голосом промурлыкала:
– Я отвернусь.
Гонзу побросал свои шмотки на шезлонг кучей, встал на краешек бассейна, нырнул, поплыл кролем. Почти спортивно. Красавчик. Туда и обратно. Вылез прямо на бортик, подтянувшись на руках. Стряхнул с себя ладонями капли. Стал одеваться. Потянул из кучи джинсы. Штанина, как ладошкой, выкатила из-под шезлонга какой-то цилиндрик, беленький. Прямо мне под ноги.
Я подняла. Это был ингалятор. Я знаю, что это. При астме, когда дышать не можешь, надо из такой штуковины в горло себе напрыскать. У меня знакомая была в Берлине, она без ингалятора даже в туалет не ходила. Если бы ингалятор хозяйский был, он бы его тут не бросил, обязательно бы подобрал. Значит, этот гад у русалки его отобрал. Или она уронила. Она задыхаться стала, а он ее в воду столкнул и держал там, пока не утонула. Все
