для наших скакунов.
Юные всадники спешились, стреножили коней и легли на отдых. Зажглись звезды, исходя жестоким, диким блеском на незнакомом небе, и Алмамбету показалось, что то не звезды, а глаза шестидесятиглавого дракона, и он смежил веки.
— Заснул, — прошептал Конурбай. — Теперь пора. Я возьму меч, а ты — камень.
Конурбай слева, а Берюкез справа подкрались к Алмамбету; на левом его боку висел меч, а на правом боку, в кожаном мешке, лежал волшебный камень. Едва услышал Алмамбет дыхание своих спутников, как распрямил он руки и нанес каждому из них по крепкой пощечине. Видите, каков Алмамбет: не заснул он, ибо еще в детском возрасте обладал осторожностью воина!
Тут Берюкез крикнул:
— Как посмел ты, рабье семя, нанести пощечину мне, сыну хана ханов, Внуку Неба?
— Я нанес пощечину вору, — ответил Алмамбет сыну Эсена и, не сказав больше ни слова, встал, распутал коня, уселся в седло и поскакал, опережая ветер, в свой отчий город Таш-Копре, минуя Железную Столицу.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Предсказание „Книги смен"
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Эта книга — одна из книг,
Чьи слова никто не постиг.
Что за странные знаки сплелись?
Звери, птицы и злаки сплелись!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Первым, кто встретил Алмамбета на родине, был Маджик. Наставник и воспитанник, расставшиеся три года назад, упали друг другу в объятия, и так как шестилетний Алмамбет был ростом с крепкого джигита, то казалось, что переплелись две одинаковые стройные лозы.
— Как это понять? — сказал Алмамбет, ибо, увидев Мэджика, он вспомнил свои любимые слова. — Ты опять носишь одежду раба?
— Я стал табунщиком, — вздохнул Маджик. — Но я не горюю, ибо сумел приготовить к твоему приезду один из тех подарков, которые утешают сердце. Пойдем к табунам.
Когда они дошли до хижины табунщика, Алмамбет почувствовал, что сердце его заколотилось. У хижины, на лужайке, кося глазом, стоял гнедой скакун невиданной красоты: рукой нельзя было достать до холки, а на шее был нарисован золотой бунчук[4].
— Скакун принадлежит тебе. Кличка его — Гнедой, — сказал Маджик.
Алмамбет подошел к скакуну. Тот, оскалив зубы, хотел было броситься на незнакомого человека. Алмамбет разжал его зубы, пригнул морду к земле и, присев и глядя скакуну прямо в глаза, молвил:
— Мы будем друзьями, Гнедой!
И показалось Алмамбету, что умные глаза скакуна ответили ему согласием.
— Ты обрадовал меня, Маджик, своим подарком, — сказал Алмамбет. — Теперь пойдем к матери, к благородной Алтынай, обрадуем ее моим приездом!
Но слух опередил Алмамбета: мать выбежала к нему навстречу. Ее нежные, легкие руки обвили шею сына, и, лаская Алмамбета на тысячу разных ладов, она сказала:
— Пойдем, верблюжонок мой, в чинаровый сад. Когда ты уехал, я посадила там чинару над самым обрывом. Я загадала: если поднимутся побеги, расцветет чинара, то сыну моему будут сопутствовать удача и слава. И решила я в своем сердце не глядеть на чинару до тех пор, пока ты не вернешься в отчий дом.
Мать и сын вошли в чинаровый сад, направились к реке и уже издали увидели исполинский ствол, выросший над самым обрывом: чинара матери была выше всех деревьев! Алтынай заплакала и засмеялась, и лицо ее стало похоже на летний день, когда выпадает благодатный дождь. Она сказала, не вытирая слез:
— Теперь иди к своему отцу, пусть он возгордится тобой.
Азиз-хану исполнилось к тому времени семьдесят шесть лет, но его старческое тело было крепким, а душа подвижной. Он посадил Алмамбета рядом с собой, погладил его золотую косу и ласково спросил:
— Успешно ли учился наш сын у Главного Чародея? Велики ли знания нашего сына?
— Знания мои невелики, — отвечал Алмамбет, — если не считать того, что я научился превращать весну в осень, лето — в зиму, день — в ночь, вёдро — в ненастье.
— Неужели ты добыл от дракона Многоглава волшебный камень джай? — изумился Азиз-хан.
— Вот он, — сказал Алмамбет и вынул из кожаной сумки маленький серый круглый камешек.
Тогда Азиз-хан воскликнул:
— Три года назад, отдавая тебя в школу, я сказал надменному Эсену и хитрому Алооке, что ты опередишь их сыновей. Я был уверен в тебе. Ты не имеешь себе равных в Китае! Ты утешил мою старость, ты позволил мне возгордиться тобой. Требуй от меня, чего пожелает твоя душа!
Алмамбет ответил:
— Благородная Алтынай, моя мать, посадила в честь меня чинару: лучшего подарка не могла она мне подарить. Мой воспитатель Маджик, которого, к слову сказать, вы вновь превратили в раба, подарил мне гнедого красавца скакуна: лучшего подарка не мог мне сделать бедный киргиз-табунщик. Если на то будет ваша воля, мой хан-отец, отдайте мне хотя бы на шесть лет в управление ваше ханство: это будет для меня лучшим подарком!
Слова Алмамбета ошеломили престарелого хана. Его сын был с виду рослым джигитом, но все же ему было только шесть лет, а где это видано, чтобы шестилетний мальчик был ханом, да еще в таком большом и богатом ханстве, как Таш-Копре, в одной из сорока держав Китая? Азиз-хан взглянул в глаза своего сына и увидел в них такой сияющий разум и такую твердую волю, что пришлось ему потупить свои глаза, как это делает слабый, когда на него смотрит сильный. И подумал Азиз-хан: «Не передать ли мне в самом деле поводья власти в руки Алмамбета, чтобы самому наслаждаться охотой да придворными играми? К тому же Алмамбет говорит, что добыл он волшебный камень джай. Такой камень увеличивает силу и крепость рук правителя». Так подумав, Азиз-хан молвил:
— Покажи-ка мне, Алмамбет, на что способен камень, добытый тобой от дракона Многоглава.
— Какого превращения жаждет хан-отец? — спросил Алмамбет.
— Преврати лето в зиму, — сказал Азиз-хан.
Алмамбет снова достал из кожаной сумки волшебный камень и, глядя на него, произнес заклинание, закончив его такими словами:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Трав цветенье прекрати,
Лето в зиму преврати!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Едва замолк последний звук заклинания, как подула буря, выпал снег, деревья оделись в иней, замерзла река в ханском саду, и обезумевшие и дрожащие от холода люди, ничего не понимая, выбежали из дворца. Какой-то камень, залетев в окно, упал к ногам Азиз-хана, и то была окоченевшая птица. У самого Азиз-хана желтое лицо посинело, кожа сделалась гусиной. Он взмолился, стуча старыми зубами:
— Во
