Книга Гангрена Союза - Лев Цитоловский

Но у студентов были дополнительные проблемы, им нужно было как-то выживать в новых условиях. Катя обнаружила это, глядя на доску объявлений у входа в главный корпус. Доску студенты использовали для обмена информацией друг с другом. Вся она была увешена листками бумаги, покрытыми каракулями индивидуального происхождения.

Поражало изменение содержания объявлений. Раньше в записках были разного рода просьбы: о потерянных вещах, о конспекте лекций или редкой книге. Иногда в записке была просьба о помощи в решении какой-то задачи.

Теперь в объявлениях были не просьбы, а предложения: что-либо купить, продать или обменять. У кого-то было готовое решение заданной задачи, и он предлагал ознакомиться с ним за небольшую плату. Предлагали поделиться информацией о каверзных вопросах, которые любит задавать на экзамене некий строгий преподаватель.

Тем не менее, Катя видела, что способность увлечься трудной загадкой у студентов никуда не пропала.

40. Катя провоцирует бунт

Прохожие в Москве были угрюмы и даже не жаловались друг другу на житье-бытье. Но пока никого не назначили козлом отпущения, ни интеллигентов, ни евреев, ни кавказцев. В беде были все. А те, кого беда не коснулась, с толпой не смешивались.

Магазины, как и в Грузии, стояли пустые. Полки заполняли чем-то, что никто не брал про запас: пищевой содой, уксусом или солью. Иногда в торговый зал вывозили тележку, с едой, например, кусками вареной колбасы. К ней кидались жаждущие, караулившие свою удачу. Всем, конечно, не хватало и, слава богу, если обходилось без потасовок. Жутковато смотрелась очередь за хлебом у открытого входа в пустой магазин. Ждали завоза.

Тенгизу выдавали продуктовые заказы на службе, но иногда не мешало бы что-либо прикупить, если повезет. Однажды Катя заглянула в соседний супермаркет. На витринах красовался уксус, а все проходы были заполнены мешками с сахаром, которые стояли вдоль стен и мешали движению. Уксус был никому не нужен, а сахар давали только по талонам, поэтому кассы простаивали. Толпы несостоявшихся покупателей протискивались между мешками и ворчали на работников магазина из-за тесноты.

— Убрали бы мешки в подсобку, зачем загромождать торговый зал?

— Совсем стало на людей плевать!

— И сами ведь с трудом пробираются в этих катакомбах…

— Вы требуете невозможного. — Вмешалась Катя, вспомнив особенности проведения поминок в Грузии. — В подсобку нельзя!

— Почему это нельзя?

— Кто им запрещает?

— Давайте директора!

— В подсобку нельзя, — громко разъяснила Катя собравшейся толпе. — Там нет места. Подсобка забита дефицитом.

Эта мысль почему-то никого ранее не посещала. Вся орава бросилась к подсобке. Она была закрыта, а ключа ни у кого из работников не нашлось. Гневные крики привлекли в магазин прохожих с улицы. Испуганные продавцы растеряно молчали и стремились исчезнуть. Народ их, конечно, «арестовал», не давая сбежать. Попробовали ломать дверь; она была так прочна, как будто охраняла золотой запас страны. С улицы кто-то пригнал массивную приземистую тележку, которую используют при разгрузке машин с товаром. Тележку разогнали, и кованая дверь не устояла.

Места в подсобке не было совсем: она была вся, до потолка, забита. Бросались в глаза головки сыров разных марок и разной формы, цилиндров, шаров, кубов, приплюснутых эллипсоидов. Марочные вина, сырокопченые колбасы, брикеты масла, кофе и что-то неизвестное и невиданное.

Катю поразило, что никто не ринулся хватать дефицит. Месть оказалась сильнее, чем жажда наживы. Начали бить продавцов. И продавщиц. В зал притащили завмага, уже с опухшим глазом. Кто-то вызвал милицию. Приехал газик. Блюстители порядка, лейтенант и сержант, быстро вникли в положение, схватили заведующего и грубо погнали его к машине, пиная под зад. В отделении перед ним, наверняка, извинятся, а стражей порядка накажут.

Вся сцена ужаснула Катю. Так выглядит разгневанное стадо. Получается, что она разожгла маленький бунт. Навела ли она порядок? Конечно, нет. Как в таком случае надлежало поступить? Молчать в тряпочку? Обидно. Вызвать прокуратуру? Смешно. Похоже, просто сожалеть. Но какой смысл переживать, если от тебя ничего не зависит?

Вечером Катя поведала о своей провокации Тенгизу, и он быстро пояснил, что она очень рисковала. Работал он в структурах, и нравы здесь были не для сентиментальных девушек. Но Катя догадалась, что на самом деле он ею гордится.

41. Переход на базарные рельсы

После Нового года Россия перешла на рельсы рыночной экономики, и отпустили цены. В первый же день они выросли в 10 раз. Не в 9 и не в 10,5. Во всех торговых точках, на удивление, выросли одинаково. Полки магазинов наполнились товарами в широком ассортименте.

Все с испугом рассматривали ценники и проходили мимо. Кое-кто покупал, вероятно, те же, кто в период всеобщего дефицита, приобретал это через заднюю дверь магазинов. Хотела бы Катя знать, как оформляли сейчас покупки в торговых сетях — по новым ценам или, вроде бы, реализованные раньше, до повышения цен. Тогда разницу они клали в карман и таким путем получали первичное накопление капитала. Эти финансовые запасы им вскоре очень понадобятся, чтобы приватизировать общественное имущество.

И крайне важно, что магазины в это время еще не были в личной собственности. Без сомнения, имел место сговор лиц, причастных к власти. Нужно было дать возможность социально близким баловням судьбы резко разбогатеть. Тогда появились бы те, на кого можно опереться.

Теперь Катя уже удовлетворенно вспоминала о событии в подсобке. Скорее всего, и другие участники того происшествия догадались, откуда, как по мановению волшебной палочки, появилось это изобилие. Было бесспорно, что конкретные дельцы на местах — лишь пешки в этой игре. В доле были, но не смогли бы поменять цены столь синхронно. Они — пешки, а мы — никто! Мы не в игре. Мы доноры их нового богатства. Государство само провело гигантский эксперимент, как будто специально для полёта мысли Тенгиза. Где бы еще ему предоставили такую возможность?

Москва покрылась базарами, малыми и крупными. Казалось, частная инициатива бурно расцвела. Но это, в основном, беднота распродавала имущество, проедая то, что наживала годами. А кое-кто умел шить, вязать, мастерить предметы обихода и это их теперь выручало. Бабушки раскладывали это добро на газетах, а сами сидели рядом, на ветхих тряпочках. Некоторым удавалось расположить свой скарб на пустых картонных ящиках.

Более предприимчивые перепродавали вещи, завезенные из Турции, либо приобретенные каким-то хитрым способом на складах. Много было добра, вынесенного с госпредприятий. Тогда ассортимент легко выдавал место службы хозяина: