много, а делать никто не делает.
Хотя насчет мэра я все-таки ошибся. Просьбу насчет Сереги он выполнил, причем довольно быстро. Уже через три дня состоялось судебное заседание, по итогам которого Серегу признали виновным по статье 158 (кража со взломом), но меру наказания выбрали наилегчайшую — девяносто один день исправительных работ. Все-таки наш суд — самый гуманный суд в мире. Ну, и Вадим Вадимович, конечно, молодец. Более того, нам даже новую камеру подарили. Даже не помню, когда Марк успел про нее заикнуться. Но порадоваться как следует он не успел. Я потребовал вернуть камеру в магазин Марка вместо нашей. Парни, разумеется, возмущались, но зато совесть теперь была окончательно спокойна. Карму я почистил основательно.
Вечером показали наши посиделки с мэром. Тут же зазвонил телефон.
— Сашок?
— Ты опять?
— Что опять?
— Ой, ну тебя. Ты почему опять ничего не сказал?
— Про что?
— Что ты из телевизора теперь не вылезаешь.
— А, ты про мэра? Мам, прости, во-первых, столько дел навалилось, ничего не успеваю, а во-вторых, я сам не знал, когда это все покажут. И что там, интересно?
— Интересно. Все звонят, поздравляют, Сашок-то теперь знаменитость, а мне и ответить нечего.
— Прости, все как-то спонтанно получилось. У меня не было записано в ежедневнике «стать знаменитым и поставить маму в неловкое положение».
— Я надеюсь на это, Сашок.
— Так и есть. Я приду как-нибудь к вам с папой и все расскажу.
Хотя рассказывать-то особо нечего.
— Уж будь любезен. Завтра приходи на праздничный ужин.
— Завтра не могу. Я позвоню, как смогу.
— Ах, ну конечно, ты же теперь у нас такой занятой, каждый день, наверное, с мэром видишься. — Но злобы или обиды в ее голосе не было, скорее, даже наоборот.
— Я приду, обещаю. — И положил трубку.
Все-таки не так уж и много надо нашим мамам для радости.
А телефон уже трезвонил по новой. Забыла, что ли, чего? Но это была Валентина.
— Александр?
— Валентина?
— Вы меня помните?
— А с чего я мог вас забыть? И мы, кажется, переходили на «ты».
— Кажется, но я не уверена.
— Я уверен.
— Хорошо, тогда давай опять перейдем. Видела тебя по телевизору.
— Я тоже видел тебя по телевизору, — пошутил я.
— Меня пока не показывают. Я не выхожу из дома.
— Так и не выходишь?
— Так и не выхожу. Но мне лучше.
— Поздравляю.
— Правда, у нас на чердаке появились голуби. Так и слышу, как они топчут и воркуют Но я борюсь с собой, слушаю аутотренинги.
— Молодец.
— Нет, это ты молодец. Не каждый день мэр желает с кем-нибудь познакомиться и приглашает к себе.
— Ну да, мы избранные.
— И помощь не всем оказывает.
— Ты чертовски права.
— Так что ты действительно молодец.
— Спасибо.
— В понедельник у меня заканчивается больничный.
— Так быстро?
— Да. Гематом почти не видно. Сестра принесла мне еще петарды.
— Зачем?
— Так, на всякий случай, — загадочно произнесла она. — Может, еще увидимся?
Вот бы сказать твердое и бескомпромиссное «нет», но я ответил:
— Да, конечно, можем увидеться.
Совесть во мне, что ли, взыграла? Или это откровенная тупость?
— Отлично. Тогда созвонимся. Еще раз поздравляю с эфиром.
— Спасибо.
Нет, наверное, меня все-таки тоже клюнул голубь, а я не заметил.
Может быть, позвонил бы и Колян, но я отключил все телефоны, заправился пивчанским и стал пересматривать «Бэтмен: начало» Нолана. Фильм не зря был в топе кинопоиска и в моем личном рейтинге тянул, как минимум, на девять баллов из десяти.
Коленька не звонил. Какое счастье! Ни на следующий день, ни через два, ни даже через месяц. А причина оказалась простой, но весьма неожиданной. Он сам решил снимать кино. И не только он. Коротенький репортаж о нашей встрече с Вадимом Вадимовичем настолько взбудоражил наш Мухосранск, что чуть ли не каждый второй взял в руки камеру и почувствовал себя Квентином Тарантино. Это был настоящий кинобум. Не знаю, что они снимали, но ходить по улицам стало невозможно: куда ни плюнь, везде были люди с камерами.
Парней это дико бесило, а вот меня, напротив, невероятно радовало. Во-первых, я своим примером смог зародить целое движение, а во-вторых, все наконец-то забыли про ютуб и перестали воспринимать меня как «парня из ролика про зомби-домино», хотя к тому времени он уже вплотную приблизился к отметке в миллион просмотров. А конкуренция меня не пугала. Наоборот, так даже интереснее. И теперь я твердо знал, что отступать некуда и я во что бы то ни стало должен довести до финального монтажа «То, что нас ждет» и получить эту злосчастную «Пальмовую ветвь».
Мне даже сон приснился, что мы находим наконец-то нужного персонажа и все идет как по маслу. Я был уверен, что сон вещий, хотя я не очень-то в них верю, но все именно так и вышло.
Мы договорились встретиться в одиннадцать возле фонтана. Есть у нас такой со светомузыкой. Просто плиты, из которых бьют струи. Верх архитектуры, короче говоря. Правда, детям самое то: весело и бегать удобно, но как кинообъект так себе, может, поэтому возле него никто и не снимал.
Саня опоздывал, а Марк, видимо, продолжал дуться на меня. Мы молча смотрели, как резвятся дети, Никулов поправлял капюшон и пинал валяющиеся под ногами камушки.
— Четыре съемочные группы встретил по дороге, — наконец не выдержал он.
— Я три.
— И того семь.
— Да пусть снимают. Все со сценариями, что ли?
— Не знаю.
Разговор не клеился.
— У одних видел «марк два», чуть слюнями не захлебнулся.
— А нам и одного Марка вполне хватает.
Он оценил шутку. Изобразил что-то похожее на улыбку. А тут и Новиков подоспел.
— Саня, я знаю, что ты зол, но у меня есть оправдание. Угадай, кого я видел?
— Серегу, что ли? И чего он, где?
— Да тут рядом, пошли покажу.
Серега косил газон в парке неподалеку. Делал он это с таким кислым лицом, что невольно хотелось заснять эту сцену и выложить на ютуб. Даже мне.
— Сними, сними его, Марк, — командовал Саня.
Марк нехотя расчехлил камеру. А я смотрел на Серегу и улыбался. Мне было приятно его снова видеть, к тому же
