я всё равно попробую прорваться к своим. Обязательно.
А значит – только вперёд.
Машина петляет по улочкам, взбирается на холм, несётся вниз. И мне кажется, что мы врежемся в стену дома. Жмурюсь, хватаю Юру за руку. А он сразу накрывает меня, вдавливает лицом к себе в грудь. Большой, тёплый, мой. Разве можно любить и ненавидеть одновременно? Слоями?
Машину мотает на подъёмах и спусках. Дорога дрянь, сплошные булыжники и мелкие противные ямки от них. Целоваться в таких условиях опасно, ещё язык прикусишь! Я теперь лежу головой на Юрином плече и смотрю в окно. Кажется, там мелькнул дом Тай. А может просто похожий, в порывах дождя все дома одинаковые.
Вдали блестит, сияет экран. Такое светлое будущее. Туда мы и мчимся.
На этот раз энергетическая станция почти пуста. Из-за шторма перекрыто движение по заливу, добираться на машине дорого, так что особых добровольцев тут нет. Только те, кто как я, по расписанию. Ну ещё Тьма тут. Но с ней всё понятно. Когда такая эмоционально-энергетическая зависимость, как у неё, никакой шторм не мешает. Может, он даже наоборот, подпитывает. Юра же ходил когда-то в грозу на улицу, ловил чужую боязнь грома и молний.
При виде нас с Юрой Тьма демонстративно отворачивается. Бубнит что-то себе под нос, как нормальная городская сумасшедшая. Тьма сейчас вся вымокшая, волосы свисают мокрыми черными обрывками. Подол платья сзади сильно забрызган. Я надеюсь, что это грязь. Тьфу!
Я очень не хочу оказаться с ней в одном кабинете. И когда Юра протягивает мой официальный конверт коллеге, а тот выдаёт мне билетик с номером сорок четыре, я начинаю мысленно просить «только бы не Тьма! Только бы не…»
Но в сорок четвёртом кабинете вообще никого нет. И не будет. Это совсем маленькая комнатка. Я вообще сперва решила, что за этой дверью туалет или кладовка со швабрами, как в школе или больнице. Но это оказалась комнатка. Кресло, стол, окно с чёрной бархатной занавесью, золотистая бахрома спускается к подоконнику и дрожит от сквозняка. На столе экранчик. Почти как планшет. Вот бы правда он. Глянуть канал дорогого Жерома, посмотреть пару записей – тех, которые я навсегда запомню наизусть. Нет, сперва маме написать или папе. Что со мной всё в порядке, просто я застряла в каком-то другом измерении, практически на том свете. Хотя если у меня сейчас получится, писать уже не надо! Меня просто выкинет обратно.
С чего бы начать? С приятного или наоборот? Я же не вспомню всё, что было хорошего, строго по пунктам. Я начинаю показывать мелочёвку. Мне ведь в жизни не приходилось ни убивать, ни умирать, воспоминания у меня мелкие в основном. Мелкие и тёплые, как бумажный фонарик зимним бесснежным вечером.
Я встречала такие фонарики возле детсада за нашей школой. Я в этот садик тоже когда-то ходила, но у нас не было праздника осенних фонариков. А теперь он есть. Я видела в прошлом году, гуляла с Мелочью вдоль их забора и видела, как малявки выходят на прогулку с бумажными фонариками. Идут цепочкой и поют что-то неразборчивое и, наверное, весёлое. А потом рассыпаются по игровой площадке, что-то там ищут – сокровища или типа того. И вроде они дети, а всё равно кажется, что гномы! Такое мелкое колдунство. Может, предложить сестре Айе в доме милосердия сделать такой праздник? Почему бы и нет? Это ж счастливые воспоминания. Они будут греть. И вообще хочется какой-нибудь веселухи, чтобы думать не только про эмоции, энергию и прочую взрослость.
Я помню, что встретила этих детсадовских гномов прошлой осенью. Когда жила у себя дома… там и только и думала про Захолустье, прямо жить без него не могла. И всё, что со мной происходило, сортировала: пригодится такое воспоминание или нет, можно его сдать, согреет ли оно других? Праздник фонариков точно грел всех: и самих малявок, и их родителей, и тех, кто смотрел со стороны, как я, через ограду. Особенно, когда малыши нашли свои клады и начали вопить от радости. Мне тогда казалось, что они начинают вопить прямо у меня в ушах. А сейчас, если без звука показывать, всё вообще будет очень круто, прямо совсем по-колдунски.
Ну вот это я и вывожу на экран. Фонарики светились для меня, а теперь они будут светить для всего Захолустья. И ничего, что дети одеты не как здесь, и что дома другие. Это ведь не запрещено законом, показывать воспоминания из других мест, даже из других вселенных.
Есть те, кто против, но это их личное дело. Как тот Клетчатый. Он ведь притащил тогда патруль, потому что Юра ничего ему не продал и я не поделилась. От патруля, кстати, тоже можно было отмазаться, деньгами или коробочкой с воспоминаниями, товаром. Но у Тай тогда не было ни того, ни другого. И вообще она из клана ключа, она ничего не продаст и не купит из принципа, может только попросить. А мне тогда никто ничего не объяснил нормально. Ну что за ёклмн!
Воспоминание останавливается, гаснет. Так, стоп, не отвлекаться! У меня есть своя задача и я её сделаю. Концентрация – инструмент актёра!
Я снова запускаю картинку. Праздник фонариков, счастливые дети. Мы с Мелочью проходим мимо детсадовской калитки. Она отворяется. Навстречу нам бегут две крупные девочки – близняшки в розовых шапочках. У каждой в обеих руках фонарики. И они обе, не сговариваясь, протягивают свои вторые фонарики мне! Это так приятно, волшебно, подходяще! В самый раз для воспоминания!
Моя радость сияет на экране! Белым потоком! Сильным и мощным. Мне кажется, экранчик сейчас задымится и лопнет! Потому что это правда счастье, и я ещё ни разу никому его не показывала! Просто забыла о нём напрочь. А сейчас по ассоциациям воспоминание само вылезло. Хорошее какое! Яркое, ясное! Вот и давай, воспоминание, сияй, открывай мне выход обратно. Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Давайте, гоните меня отсюда, пока я вам всё не разнесла! Ну?
Скрипит дверь, я не оборачиваюсь, держу воспоминание! Надеюсь, что оно сработает! Заснеженный детский сад, тёмное облачное небо, луна как за занавеской… Всё! Ничего не происходит, не меняется. Только вот я почему-то не могу пошевелиться, наверное, все силы ушли вместе с эмоциями, я ведь так старалась, надеялась, выкладывалась. А теперь сижу и не могу встать, вообще пошевелиться.
Я вижу в тёмном экране, как Тьма ко мне приближается. В голове до сих пор детские голоса, перед глазами искры. Я
