сообщества можно заметить даже на самом примере интервьюируемых — но как это сообщество описать? С одной стороны, это пример горизонтального сообщества, на которые часто опираются урбанисты. С другой, во многом из-за постоянной миграции в Москву или Санкт-Петербург, — это нечто очень текучее. О последствиях этой миграции для местных сообществ и сообщества вокруг «Мойки» Кикин говорит: «Никакие комьюнити здесь долго не живут — все быстро разваливаются, потому что люди разъезжаются. Но ротация происходит — кто-то и возвращается. Сейчас, наверное, четверть людей на наших вечеринках — это те, кто вернулся из столицы на лето. При этом тех, кто вообще что-то знает о Freak Out или обо мне, сейчас крайне мало. Конечно, есть какой-то костяк, который следит за тем, что мы персонально делаем, но большая часть нынешней аудитории эту историю не застала».
Все вбирающее и все бесконечно распускающее — в выставочные пространства, общественные инициативы или музыкальные группы — сообщество «Мойки» напоминает сеть с плавающим центром, грибницу. Или, если искать более точное определение, ризому — структуру, описанную Делезом и Гваттари[119], в качестве противопоставления иерархическим, древовидным структурам, свойственным западной культуре. В отличие от того, как это последовательно происходит в иерархиях, «любая точка ризомы может и должна быть присоединена к любой другой ее точке» — так протекает смешение различных идентичностей на «Мойке». Но ризоматичность подразумевает и невосприимчивость к любым разрывам связей: ризома после разрыва «возобновляется, следуя той или иной своей линии, а также следуя другим линиям».
«Мойка» с этой точки зрения оказывается своеобразным плато ризомы — не зафиксированной древовидной институцией с единым стволом (вроде техно-клуба), который может обрубить кризис или смена конъюнктуры, но еще одной «линией ускользания» — к множеству других плато, новых комьюнити, мест для переосмысления, музыкальных проектов или песен. Вокалист переехавшей в Петербург постпанк-группы «Черная речка» Игорь Рысев рассказывает о том влиянии, которое на них оказали вечеринки, проходившие в Кирове несколько лет назад: «Я не имел прямого отношения к вечеринкам или их организации, но басист и барабанщик были связаны с ними непосредственно. Когда мы начали вместе играть, все, что происходило на вечеринках, стало мне ближе, превратилось в часть истории группы и не могло не найти отражения в творчестве. Песня „Река“ долго оставалась без текста, совершенно не мог понять, о чем петь. И как-то летом мы оказались на мероприятии RIIIVERAVE у реки, которое делали наши хорошие друзья из Freak Out. И так там было классно: мы прятались от дождя в какой-то теплице, пили, купались, танцевали так, что под конец уже не могли стоять на ногах. Одним словом — все было просто охренительно. И вот спустя пару дней я оказался на заседании кировской городской Думы (на тот момент я еще работал на одной местной радиостанции), и там было так невыносимо скучно и нудно, и все меня бесило, что я мысленно вернулся в ту ночь и вместо того, чтобы следить за этим идиотским заседанием, начал набрасывать текст: „Прошу, возьми меня за руку, я уведу тебя за реку, где нам останется только танцевать“»[120].
Если продолжать рассматривать «Мойку» как плато ризомы, то возникают сопутствующие сложности — этот феномен практически невозможно ухватить, потому что прямо сейчас он превращается во что-то совершенно иное. Делез и Гваттари для объяснения плато приводят метафору «маленьких муравьев, покидающих одно плато, чтобы завоевать другое». Эта метафора верна и для всех предшествовавших «Мойке» диджейских сообществ — применима она и к кировской музыкальной сцене в целом. Делезианская номадология[121] с ее призывом к спонтанной самоорганизации и отказу от какого-либо укоренения оказывается здесь наиболее подходящей программой действия.
Я вновь задаю вопрос о том, почему больше чем за десять лет выходцы из Freak Out так и не закрепились ни за каким заведением или собственным местом. Джекич отвечает вполне в духе номада: «Очень много мест, в которых мы играли, просто закрылось. Да и никакой бизнес-модели у нас никогда не было. Всегда рукой махали — как пройдет, так и пройдет… И ты никогда не знаешь, что с тобой будет в следующем году или даже завтра. Захочешь ли ты здесь остаться. Я здесь живу, но постоянно нахожусь в этом состоянии неопределенности… Смысл вечеринок для меня? Выживание (смеется). Я просто привык так».
Лев Шушаричев
Игра в маргинальность: уральский интеллектуальный андерграунд
Об авторе
Родился в 1995 году в Заречном. Искусствовед, аспирант кафедры истории искусств и музееведения Уральского федерального университета, сфера научных интересов — синтез музыки и живописи в абстрактном искусстве начала XX века. Куратор выставочных проектов Центра современной культуры УрФУ (2015–2018), галереи «Синара Арт» (2018–2021). Сокуратор исследовательского проекта 4-й Уральской индустриальной биеннале современного искусства «Человек на заводе», куратор специального проекта 6-й Уральской индустриальной биеннале «Обнять и плакать». Автор текстов о современном искусстве для региональных и федеральных изданий. В настоящее время работает в Уральском филиале ГМИИ им. А. С. Пушкина в Екатеринбурге.
Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/playlist?list=PL7f_ywlsJjePikk68qfNQ3x8_GD2JEDYa
В Екатеринбурге играют и делают разную музыку — от академической до популярной и экспериментальной. Росту стилистического разнообразия способствует развитие инфраструктуры музыкальной среды. Появившийся в 2015 году фестиваль Ural Music Night поднял профессиональный уровень местных музыкантов и менеджеров, сформировав сетку дочерних образовательных проектов[122]. Это дало ощутимый толчок развитию уральской музыкальной индустрии, стимулировав интерес слушателей к авторскому материалу. В том же 2015 году запустился блог об уральских музыкантах Husky Tunes, который развился до независимого лейбла и медиапроекта. Husky Tunes регулярно проводит концерты, создает дайджесты и подкасты из локальных новинок, делая видимым творчество начинающих местных музыкантов.
Со времен Свердловского рок-клуба на Урале востребован рок и его различные вариации. В новом тысячелетии поддержанию тонуса локальной рок-сцены способствовал фестиваль «Старый Новый Рок», проходивший с 2000 по 2020 год. Он не только привозил зарубежных и российских хедлайнеров, но и стал для многих молодых групп стартовой площадкой. Уральские звезды русского рока (Вячеслав Бутусов, «ЧайФ», братья Самойловы), начинавшие еще в 1980-е, и его герои, появившиеся в новом веке («Сансара» и «Курара»), сохраняют свою связь с Екатеринбургом: их новые альбомы и клипы стабильно становятся событиями городской жизни.
В каталоге екатеринбургских музыкантов, составленном Husky Tunes[123], десятки названий и имен, помеченных разными жанровыми тегами: от восьмибитной электроники до витч-хауса. В таком насыщенном и эклектичном музыкальном контексте существуют три группы, о которых пойдет речь в этой статье: они выделяются среди прочих уральских музыкантов, и в разговоре о них проблема жанрового определения встает наиболее остро. Многоликий музыкальный проект Vitamin Youth возник
