яблоки или собирает железные машинки из деталей конструктора, несколько раз звонила им по телефону, чтобы узнать, удалось ли Галке отремонтировать её старый будильник. Но тётя Ира, сначала не знавшая, что ответить, сначала отвечала что-то неопределённое, потом она всё-таки сказала «нет» и очень долго о чём-то с тётей Пашей беседовала. День рождения оказался замечательным поводом, который помог исправить неловкую во всех отношениях ситуацию.
Когда тётя Ира с новым будильником и племянницей пришла поздравить старушку с восьмидесятилетием, Галка молниеносно прошмыгнула в уже знакомую комнату и, схватив со столика старый радиоприёмник, хитро подмигнула тёте Паше, безапелляционно заявив, что может попробовать «эту старую штуку» отремонтировать. Но тётя Паша, проявив несвойственную для её возраста прыть, подскочила к Галке и, прижав приёмник к груди, словно это была какая-то драгоценная вещь, сказала, что «старая штука» ей ещё и самой пригодится. И пусть приёмник уже не работает, ей было бы приятнее просто смотреть на него. Причём в не разобранном виде.
Галка пожала плечами. Она уже успела высмотреть в приёмнике лампочки, которые моментально заинтересовали её, но реакция тёти Паши и осуждающий взгляд родной тётки заставили её пойти на попятную.
«Не хотите, как хотите, – пробурчала Галка. – Пусть тогда и дальше покрывается музейной пылью».
Однако, судя по всему, ни тётю Пашу, ни сам приёмник такая перспектива совершенно не смущала…
Новогоднее желание
Они бежали лыжный кросс практически вдвоём: длинноногая Светка Седокова и невысокая, но довольно складная Машка, которую физкультурник Иван Павлович иногда в шутку называл «Маша – надежда наша». По правде говоря, надежды Маша подавала только зимой, когда вся школа вставала во время уроков физкультуры на лыжи. В метании мяча, в подтягиваниях, даже во всеми любимом баскетболе – Маше удавалось закрепиться где-то чуть выше середины, то есть на «четвёрочку». Правда, было ещё одно упражнение, в котором приземистая Маша легко превосходила даже мальчиков – прыжок через «козла». Эти прыжки приводили в удивление весь восьмой класс. Сам учитель физкультуры зорко следил за тем моментом, когда Машка выполняла этот несложный норматив. Вот она подбегает к трамплину, отталкивается от него и… дальше Иван Павлович успевал заметить только обутые в белые с синим кроссовки ноги, которые в нужный момент образовывали аккуратный угол в сто восемьдесят градусов, создавая впечатление распахивающейся во всю ширь двери. Дальше физкультурнику доводилось увидеть, а – вернее – услышать только лёгкое соприкосновение ног со спортивным матом, доносившееся уже с другой стороны гимнастического снаряда, стоявшего на четырёх опорах.
И всё! Прыжок каждый раз выполнялся точно и красиво. Иван Павлович даже сказал бы «изящно». Однако добиться этого изящества не могли ни парни, которые после прыжка с шумом приземлялись на толстый мат всей своей массой, ни высоченная и длинноногая Седокова. Последняя с «козлом» была в очень даже большой дружбе. Но так красиво эстетично прыгнуть, да чтобы ещё и руки после прыжка плавно сами собой поднялись вверх, словно лебединые крылья – этого ей не удавалось даже после дополнительной часовой тренировки в спортзале. Более того, иногда Светка вместо того, чтобы с легкостью перемахнуть через «козла», оттолкнувшись от трамплина, садилась на него верхом. Это неизменно вызывало шквал эмоций и хохота, поэтому чтобы пореже попадать впросак, рослая девица старалась заниматься в спортзале дополнительно, оставаясь иногда после уроков на дополнительный час. Тренироваться больше Иван Павлович не то, чтобы не рекомендовал – он просто не разрешал этого делать, боясь за неокрепшие подростковые организмы. Некоторым ученикам только стоило дать волю – и они бы «зависали» в спортзале часами. Но Иван Павлович прекрасно знал, что это может кончиться растянутыми связками и перетруженными мышцами. Поэтому для дополнительных занятий спортзал открывался строго в шестнадцать ноль-ноль – и только на один час. Кроме того, школа была не спортивная, а самая обыкновенная, общеобразовательная, поэтому Иван Павлович не считал нужным требовать от своих подопечных заоблачно высоких результатов. Для этого, как он небезосновательно полагал, были школы Олимпийского резерва.
Машка появилась на дополнительных занятиях всего один раз. Проболтав минут десять в раздевалке с подружками, она тем самым сократила себе продолжительность не включенной в расписание уроков тренировки. Разминалась в зале она недолго. Разминка состояла из приседаний и растягивания икроножных мышц, да попыток подтянуться на шведской стенке. Подтягивания эти, как и предполагала сама Машка, не только не дали хоть каких-нибудь результатов, но и не принесли никакого удовольствия. Поэтому, посидев недолго на длинной синей скамейке, она подтащила к «козлу», который одиноко стоял недалеко от приделанных к полу брусьев, чёрный громоздкий трамплин и сделала несколько прыжков, неоспоримая элегантность которых заставила на какое-то время замолчать находившихся в зале одноклассников. Затем, оттащив трамплин на прежнее место, Машка, до которой доносились восхищенные возгласы мальчишек и девчонок, произносимые шёпотком, покинула зал.
Больше на дополнительных занятиях по физкультуре её никто не видел, да и что было без толку ходить и выполнять то, что и без дополнительных усилий давалось, словно само собой? А то, что не давалось – исправлять Машка и не собиралась. Уж такой у неё был характер: она считала, что то, что ей было дано от природы – это было как бы её личной собственностью. А уж то, что не дано – значит, ей это просто не надо. Так чего же терять время да измываться над телом? Не дано – и не дано. И баста!
***
– Лыжню! – то и дело доносились выкрики с лыжной трассы, где была дистанция, которую проходили мальчики. Машка лыжню не просила, потому что Седокова была достаточно далеко от неё. Остальные одноклассницы безнадежно отстали от двух первенствующих лыжниц.
Хотя Светкина синяя куртка маячила впереди где-то метрах в пятнадцати, Машка сдаваться не собиралась. Расстояние между ними то сокращалось, то вновь увеличивалось. Со стороны эти гонки были похожи на детскую игру под названием «Поймаешь – не поймаешь».
– Ну куда же ты, милая? – со злостью спрашивала Машка длинноногую бегунью Светку, обращаясь на весьма почтительном расстоянии к Седоковой, зная, что та её ни за что не услышит. После таких самоличных «подстёгиваний» Машке и вправду удавалось ненадолго приблизиться к сопернице, но проходила одна-две минуты – и расстояние возвращалось на прежний уровень. Светка бежала легко, она даже ни разу не оглянулась на Машку. Ах, как Машка хотела вот так же спокойно и уверенно пройти всю дистанцию, ни разу не оглянувшись назад! Не оглянувшись, зная, что равных соперниц ей просто нет!
Самой Машке гонка давалась тяжеловато. Постоянно сбивалось дыхание, ноги иногда проезжали не
