Сколько же он пережил.
— Можно этого? — тихо спрашиваю, не в силах отвезти взгляд.
Всё говорят его глаза.
— Этого? — хозяин удивляется. — Это же дворняжка. Посмотрите еще…
— Нет, — резко обрываю и поворачиваю голову, обращаясь к Тимуру, — я же выбираю, да?
Тот с улыбкой кивает.
Я жду, пока клетку откроют, и медленно протягиваю свою ладонь, приговаривая.
— Иди сюда, маленький. Иди, не бойся.
Щенок делает нерешительные шаги вперед и обнюхивает мои руки. Соленые от внезапных слез.
Тимур что-то обсуждает с хозяином, но я их уже не слышу. Беру дрожащее чудо на руки, чувствую запах сена и собачьего корма и твердо понимаю, что влипла.
Потому что если и уйду, то только с ним.
В машине прячу щеночка в подоле платья и крепко прижимаю к себе, слыша, как маленькое сердечко надрывается от страха.
— Спасибо, — искренне говорю Раевскому.
— Что до слез довел?
Я усмехаюсь. Да уж, в этом он лучший.
12
Вечереет. Возвращаемся лишь к сумеркам, провозившись с покупкой еды, игрушек и лежанки для щенка. Все это время я не выпускаю его из своих рук и, кажется, даже забываю об увольнении, свадьбе и бесполезной примерке платьев.
Однако у меня есть Тимур, который всегда любезно напомнит о подготовленных им пытках.
— Платья уже в твоей комнате. Не затягивай с этим, — говорит при подъезде к дому.
С энтузиазмом киваю. Всё равно выберу за пять секунд.
Выпрыгиваю из авто и громко зову Лену. Девчушка как по команде сразу же выглядывает из окна и таращится на комочек шерсти, спрятанный в темной ткани. Высовывается только хвост и мокрый носик.
Распахнув дверь, Лена вопит.
— Это правда то, что я думаю?
— Ага, — от ее неподдельного восторга улыбка сама собой вырисовывается, — это мальчик. Подумай над именем.
Мы заходим в дом и располагаемся на кухне. Что удивительно, Тимур сам берется за подготовку еды и воды для щенка, краем уха подслушивая наш разговор.
— Он такой кроха!
— Еще подрастет. Ему только три месяца.
— Боже, как же его назвать, — заглядывает в сонные глаза питомца и ласково берет его на руки. — Я словно во сне. Столько лет хотела щенка, а тут бац! И он уже на моих коленках.
Наклоняется ко мне и заговорщически шепчет.
— Вот бы ты к нам еще раньше переехала, — намекает на мое влияние, отчего я только хмыкаю. — Сначала Тимур про уроки забыл, теперь собачку принес. Вот бы он и меня также слушался.
Я молчу и чувствую, как ногами прирастаю к полу. Взгляд рефлекторно переходит на Раевского, от которого, конечно же, слова сестры не ускользают.
Лена слишком рада, чтобы сдерживать эмоции, тогда как я начинаю вспоминать положение вещей. Один добрый жест — и я уже готова всё простить.
Тимур поворачивается и встречается со мной взглядом, отчего я тушуюсь и резко наклоняюсь к пакетам. Пытаюсь сделать вид, словно последние слова меня совсем не задели.
Лучше бы возразил! Сказал, что я ничто и звать меня никак.
А то стоит, ухмыляется и нервы мои испытывает.
— Где лежанку положить? — спрашиваю у Лены.
— В моей комнате. Я постоянно буду с ним, чтобы не заскучал.
— Только на кровать не пускай, — командует Тимур, ставя плошки неподалеку от холодильника.
Я наконец получаю возможность смыться и, прихватив пакет с игрушками, иду к лестнице, как вдруг снова слышу низкий голос:
— Хм. Тогда еду я тоже к тебе в комнату отнесу.
— Ага.
На ватных ногах поднимаюсь, чувствуя жгучий взгляд на пояснице. Всю дорогу молчу. Игнорирую тяжелую поступь за спиной, пока он сам не решается меня окликнуть.
— Свадьба завтра.
Я киваю. Мне нечего добавить. Завтра так завтра. Значит, одна ночь в его доме, и я вернусь к себе.
Пока я раскладываю игрушки, стараясь сделать все таким образом, чтобы выглядело уютно и красиво, Раевский садится на кровать и немигающе изучает мое лицо. Слабое освещение и длинные волосы помогают скрыть нотки паники, но дрожащие ладони с головой выдают.
Он хрипло повторяет.
— Мира, ты меня услышала? Завтра мы женимся.
Я снова киваю. Видно, Тимур не особо удовлетворен моей реакцией и слишком привык к истерикам, но на финале остается только холодный разум, просчитывающий все ходы.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — с нажимом продолжает разговор.
Вены вздуваются на его лбу и шее, и, судя по всему, он лишь чудом удерживает себя на месте.
А хочется, чтобы встряхнул и вернулся к прежнему тону. Строгому, холодному, не терпящему протестов. Чтобы я смотрела на него и понимала, что нужно отпустить. Как хорошее, так и плохое.
А сейчас не получается. Кошки на сердце скребут от заботы.
Передергиваю плечами, вспоминая цель этой показной доброты, и сухо спрашиваю.
— Что ты хочешь услышать?
— Всё, — насквозь прожигает взглядом, посылая электрические импульсы по всему телу. — Прекрати вести себя как робот. Скажи, что в твоей голове.
То, чего даже я боюсь.
— Чем ты недоволен? — я усмехаюсь и поворачиваюсь к двери. Лопатки буквально покалывает от пристального внимания. — Мы выбрали костюм, теперь время для платья. Завтра свадьба, твое наследство перейдет к тебе. Все на мази, верно?
Сердце бешено стучит и громким молотом отдается в голове, причем с такой силой, что я начинаю думать о самом страшном.
Он все знает.
Да нет, глупости. Иначе бы давно меня по миру пустил.
Быстро спускаюсь на этаж ниже и захожу в спальню. Тимур следом.
Ведомая каким-то дерзким протестом, я выбрасываю ладонь и тыкаю на первое попавшееся платье.
— Вот это.
— Оно даже не белое, — холодно чеканит Раевский, уязвленный моим отношением.
Ткань и правда больше на бежевую смахивает, но кому какое дело?
— Скажи спасибо, что не черное, — огрызаюсь и плюхаюсь на кровать.
Отрубиться бы, проснуться и покончить с этим.
— Вот это наденешь, — уверенно припечатывает Тимур, стоя рядом со стеллажами.
В его руках, без всяких сомнений, роскошное и красивое платье, но мне хватает одного взгляда на корсет и пышную юбку, чтобы сразу же отказаться.
— Ни за что. Сам попробуй в это влезть.
— Они все твоего размера.
— И когда это ты с меня мерки снять успел? — насмешливо фыркаю.
— Не я, а стилист. В салоне платье под тебя подгоняли, а эти все на заказ сшиты.
На заказ?
Я поднимаюсь. Такие платья невозможно сшить за одну ночь. Неужели он еще с благотворительного вечера всё это спланировал?
— Все равно. Я выбираю бежевое.
— Наденешь белое, и сегодня спишь одна, — нагло заявляет.
Он со мной торгуется?
Я вспыхиваю и резко качаю головой.
— Я и так буду спать одна.
— Моя спальня
