Иридой сложнее всех пришлось, лепила из тебя самого верного раба. Это чудо, что ты выстояла. Благодаря тебе и той нелепой воспитательнице, мы все до сих пор живы.
— Сейчас зато отличная возможность это исправить.
У них ночь, чтобы собраться, выспаться. Утром, уже меньше, чем через восемь часов, — к аномалиям. Работать.
Выживать.
Спать идти никто из них не торопился. Сидели себе, руки о бока чашек грея, и переговаривались. Успокаивает, когда вместе.
В столовую перенесли кошачье семейство, и все, даже суровые стражи-экраны, наблюдали за их играми.
Тройня освоилась и носилась по полу, то тут, то там получая кусочек чего-нибудь съестного. Мама-кошка, до сих пор безымянная, улеглась у Аги на коленях. Громко урчала и следила за обстановкой.
Кто спросил, как снова съехали на набившую оскомину тему — Аги не заметила. Вынырнула из мыслей, поймав историю на середине.
Аврора рассказывала интересно. Слушать бы как сказку о давно минувших днях, а не о своем ближайшем будущем...
Часто бывает, что, казалось бы, рассказ — давно уже история, прошлое или вообще не правда, а вымысел. И тебя никогда-то не коснется. Детская вера, что неприкосновенен.
Только это не история, а наследие, вымученное, прожитое прошлыми поколениями. И ничем-то нынешнее от тех не отличается. Ничем не исключительно, чтобы описанные горести его стороной обошли.
— Они сделали артефакт, очень мощный и очень злой. Скольких принесли в жертву, чтобы сотворить такой инструмент... лучше не задумываться над этим.
«Сон крепче будет», — согласилась Аги.
— Его разделили, и части, скрытые в разных уголках континента и моря, окружая Империю, создают природные аномалии. Сначала незаметные, потом еле заметные... А потом — как сейчас. Все быстрее, все сильнее.
— Сколько уже длится? Ну, если считать с незаметного нам периода?.. — спросил Медведь, который растянулся на полу перед камином и водил шнурком туда-сюда, дразня и котят, и кошку, заставляя коситься на привязанный к концу шнура фантик.
— Лет пять, не меньше. А сам артефакт и того старше, он... как живая сила, стихия. Только искусственная. Ее вырастить надо было, по капле вливая силу. Изо дня в день кормить, ухаживать... Растить.
— Колонии освоили около ста лет назад.
— Артефакту немногим меньше. Их единственное оружие против Империи. Месть готовили давно и масштабно, ни на что не скупясь.
...У них есть свои колдуны, свои медиаторы. Такие же, как на континенте, только чуть другие. И силой они пользуются, дарами своими, только опять-таки — чуть по-иному.
На континенте поднимали экономику и гнались за техническим развитием, никому тут не интересны варварские обычаи. Их верования и ритуалы, их звероголовые боги, у которых силы столько, сколько в них верят.
В колониях им поклонялись. И приносили жертвы. Безвинные, конечно... Петухов, козлов, обезъян... Лишь иногда, в особых случаях, жертвовали большим.
Месть — именно тот случай.
*
... Ирида те еще амбиции имела, и с возрастом ее они лишь росли. Аппетит — он приходит во время еды.
Так и она, молодая да глупая, поначалу следовала за братом по всему свету причинять добро и раздавать справедливость. Гуманитарные миссии и дипломатические.
Во время одного такого путешествия и познакомилась с «хранителем знаний» в варварских землях, помогла ему в малом.
Слово белой женщины, уважаемой, с континента, имело веса больше, чем какого-то размалеванного дикаря.
Мелкая услуга, письмо, ничего ей не стоившее и после — никак с ней не связанное. Но вот... Через пару месяцев Хранителю выдают нужную бумажку — разрешение на открытие приюта-школы. Чистая формальность, чтобы новые власти в будущем не придирались. В колонии имперской жить — по-имперски «выть»...
Так-то чиновникам дела нет ни до школ, ни до детей: твори со своими варварятами, что душе угодно, но подстраховка в виде бумажки с подписью не помешает.
Взамен Ирида получает интересные знания. На затравку.
Дальше — больше. И услуг — ничего не значащих, и знаний тех, о которых в Империи после культа Единого или забыли, или никогда и не ведали.
Ирида не была дурой. Амбициозной только и брата любила. Да и дикаря по-настоящему всерьез не воспринимала. А потому о вероятных мотивах Хранителя с младшеньким поделилась. И возможными подводными камнями в будущем. Предложила кое-что... Противовес.
Ведь и в Империи такая школа-приют не помешает, и если вдруг что, то и лишней не окажется.
Начала авантюру, чтобы иметь рычаг давления на власти. Не любила она в подчинении быть, зависимой. Как в далеком голодном детстве — гадать, выдадут ли социальную помощь их матери, или снова денег в бюджете не хватит; купят ли ей новое зимнее пальто, или придётся старое донашивать, на которое другие дети уже пальцем показывают и смеются...
Денег всегда не хватало.
Изначально тот ее отчаянный, если не безумный ход должен был помочь брату построить карьеру. В числе множества других ходов-затей. Забраться на самый верх. Туда, где ни от кого не зависишь.
Он бы забрался, и Ирида с ним заодно.
Как всегда рядом, по правую руку. Может, она бы первой женщиной в политике стала? И вошла бы в историю Империи, как мудрая советчица, сотворившая для Империи и жителей ее много добра.
После, как брат передумал в ее затее участвовать, запер в психушке, предал... Огорчилась. Сильно. И решила приберечь рычаг для себя. Позволила брату выйти чистеньким из воды. Пока.
А единственное оружие, способное противостоять аномалиям, — истребить. Все равно те одаренные свои жизни на ничтожные мелочи тратили, ни к чему не годными оказались.
Сама растила, сама бы и покосила.
Ее право.
А шкатулка?.. Прощальный подарок Хранителя перед возвращением Ириды на материк. Помнится, тогда она чуть смехом не подавилась, увидев, как мужчина достает из кармана характерного размера коробочку. Подумала грешным делом, что влюбился в нее дикарь и предложение делать собрался. Вот смеху-то было бы!
Эо... Его звали Эо.
Обошлось. Хотя сердце у Ириды и оборвалось, когда принимала и открывала ее. Пустая оказалась. Просто так, сувенир на память. Ручная работа, необычная вещица.
Шкатулка Ириде понравилась. Резная, из темного дерева.
Смешно... шкатулка эта варварская — единственная вещь, которую пронесла через всю жизнь.
Ни подарки брата, ни собственные покупки, книги, одежда, сувениры — ничто не задерживалось.
Забывала или намеренно бросала при переездах, забирали при проверке, терялось, что-то те же медсестры «одалживали». После парочки случаев пропаж драгоценности, братом подаренные, им же в банк положены.
Сначала в шкатулке кольцо материно хранила, память. Потом же, когда у самой ничего не осталось, положила в нее челюсть
