Тяжелые корабли должны были сопровождать 6 эсминцев: Z-29, Z-30 и Z-31, каждый из которых был вооружен 4–150-мм орудиями, а также «Рихард Бейтцен», «Теодор Ридель» и «Фридрих Экольдт», вооруженные 5–127 мм орудиями. Все германские эсминцы имели по 8 торпедных аппаратов и развивали скорость более 35 узлов. Поэтому каждый немецкий эсминец был значительно сильнее любого английского эсминца, не говоря уже об эскортных миноносцах. Все эти корабли стояли в засаде в Альтен-фиорде, ожидая появления английского конвоя.
А теперь мы должны обратиться к одному обстоятельству, которое на первый взгляд не имело прямого отношения к конвою JW-51B, хотя на самом деле все обстояло иначе. Это было одно из важнейших звеньев в цепи событий, которые привели Гитлера к его роковому решению.
Несколько недель назад разгорелась склока между Редером и Герингом по вопросам использования транспортных судов на Средиземном море. Это был один из многочисленных споров между видами вооруженных сил, которые характеризовали противоречия между флотом и Люфтваффе и были следствием взаимной неприязни между их главнокомандующими.
Хотя обстоятельства были запутанными, сама ситуация оказалась предельно простой. До сих пор транспортные суда находились под контролем представителей флота, которые действовали в сотрудничестве с командующим Группой «Юг» генералом Кессельрингом и Верховным командованием итальянского флота — Супермариной. Такая организация была ортодоксальной и простой.
В декабре 1942 года союзники высадились в Северной Африке. Теперь они с боями продвигались к Тунису, тогда как генерал Монтгомери вместе со своей 8-й Армией наступал на Тунис с противоположного направления. Главной проблемой немцев было — наладить снабжение войск Роммеля в Африке, которым приходилось сражаться на два фронта.
Однако контроль над транспортами не принадлежал одному только флоту. Честолюбивый главнокомандующий Люфтваффе Геринг наложил на них свою лапу. Это было следствием того, что в мирное время торговые суда контролировало министерство транспорта рейха. В военное время это министерство подчинялось Герингу как уполномоченному по Четырехлетнему плану. Чтобы не заниматься лишними делами, он назначил гаулейтера Кайфмана комиссаром рейха по судоходству.
В начале декабря, после высадки союзников в Северной Африке, два человека были отправлены в инспекционную поездку по Италии. В результате появилась должность «уполномоченного по германскому морскому транспорту на Средиземном море», который имел самые широкие полномочия. Эти полномочия оказались настолько широки, что к новому году флот обнаружил, что потерял контроль над всеми транспортами, и более того — над капитанами портов в Тунисе. В распоряжении флота остался только технический и ремонтный персонал, обслуживающий подводные лодки и военные корабли в Италии.
В штаб РВМ в Берлин полетела «особо срочная» депеша от командующего морскими силами в Италии, который предупреждал: «Это значительно ограничивает власть и ответственность РВМ в Италии и, в конце концов, полностью ликвидирует их». Рапорт завершался словами: «Я считаю необходимым сообщить, что исполнение приказов Геринга не ликвидирует существующие проблемы. Наоборот, оно их еще больше усугубляет».
В то же время Кессельринг забеспокоился, что Редер начнет вмешиваться. Один из офицеров его штаба позвонил в Берлин в РВМ и предупредил: «Главнокомандующий арестует любого адмирала, который не исполнит его приказ».
Обстановка накалилась до предела. Но, когда адмирал Кранке доложил об этом в Вольфшанце, никаких результатов это не возымело. Тогда он заметил, что такое положение будет иметь печальные последствия. 28 декабря Редер встретился с Кранке и другими штабными офицерами, чтобы обсудить положение. Они согласились, что корнем зла являются Геринг и Кауфман. «Можно было сделать вывод, что фюрер перестал понимать ситуацию».
Для пользы дела Редер был готов забыть о своей личной неприязни, однако оставался один вопрос. Как все это изложить фюреру?
На донесении кто-то сделал карандашную приписку: «Вице-адмирал Кранке получит «миссию Криппса» и будет должен обсудить этот вопрос в ставке как можно скорее»[19].
Вице-адмирал Кранке взялся за «миссию Криппса» в среду, 30 декабря 1942 года, как раз в то время, когда U-354 лейтенанта Хершлеба заметила конвой. Гитлер в течение дня обычно проводил 3 совещания по «текущим вопросам» — утром, днем и вечером. Кранке решил выступить на утреннем, чтобы попытаться умерить аппетиты Геринга.
Внутри бункеров Вольфшанце витала атмосфера какой-то нереальности. Это впечатление усугублял постоянный свет электрических ламп и полное отсутствие солнца. Непрерывно жужжали кондиционеры. «Смесь монастыря и концлагеря» — так назвал бункер часто бывавший там Йодль. Наверху толстый слой снега покрывал землю, деревья тоже были укутаны снежными шубами. Гитлер крайне редко поднимался наверх, на свежий воздух. Он утверждал, что в лесу слишком темно и мрачно, хотя летом он изредка прогуливался под деревьями со своей овчаркой Блонда. (Для Гитлера эта собака и Ева Браун были единственными существами, которые понимали его.)
Его командирам и иностранным гостям приходилось добираться до Растенбурга, чтобы встретиться с ним. Обычно они прилетали на соседний аэродром, а затем на автомобиле преодолевали три концентрических кольца колючей проволоки, каждое из которых имело свою охрану. Внутри находились замаскированные деревянные домики и бетонные бункера, которые, собственно, и составляли Вольфшанце.
К своему неудовольствию, Кранке обнаружил, что совершенно неожиданно прилетел Геринг. Он присутствовал на совещании, а с Гитлером были его адъютанты. Представители армии и Люфтваффе доложили о положении на фронтах. Как всегда, дольше всего обсуждались вопросы Восточного фронта. Гитлер хотел знать все детали передвижений русских и немецких войск и постоянно давал какие-то указания Кейтелю.
Когда с этим было покончено, совещание перешло к положению с транспортными судами на Средиземном море. Первым изложил свои взгляды Геринг. Его жирное лицо, несколько подбородков, внушительный живот и шикарный мундир в сочетании с духами, которыми он себя обильно поливал, создавали впечатление дегенерата. Он скорее напоминал какого-нибудь восточного деспота, но никак не главнокомандующего Люфтваффе и преемника Гитлера.
Потом Кранке изложил точку зрения флота. Гитлер молча выслушал его, а когда адмирал закончил, фюрер заговорил раздраженно.
Однако не о транспортах, которые стали причиной спора, и не о застарелой вражде между Редером и Герингом. Вместо этого Гитлер завел речь о превосходстве британского флота. Он саркастически заметил, что англичане «могут пройти все Средиземное море, не обращая внимания на итальянский флот и авиацию Оси».
