Дорогу туда, где юноши даже ночью стояли возле дороги, ожидая клиентов, он мог бы найти с закрытыми глазами. Никто не контролировал его и не удерживал.
Через полчаса семнадцатилетний парень подсел в нему, улыбаясь и, учитывая дороговизну машины, надеясь на хорошее вознаграждение.
23
В половину пятого утра Сузанна Кнауэр позвонила своему ассистенту Беньямину Кохановски:
— Бен, просыпайся и приезжай сюда! И поскорее!
— А ты где? — выдохнул Бен в телефон. Он был настолько уставшим, что в голове билась только одна мысль: «Проклятье, я спал всего три часа!»
— Народный парк Юнгфернхайде, на восточном берегу маленького озера.
— А что случилось?
— Мертвый парень. Так что поторопись.
Он поспешно оделся и выскочил из дому.
Двадцать минут спустя он уже был в народном парке Юнгфернхайде на берегу озера, которое скорее назвал бы небольшим прудом. Но это уже как посмотреть.
От проблесковых огней полицейских и пожарных машин у него заболели глаза. Эксперты-трасологи были уже на месте. Единственное, отчего они были избавлены в это время суток, так это от зевак.
Обнаженное тело на берегу озера было привязано к дереву, низко склонившемуся к воде. Вокруг шеи трупа был затянут белый шелковый шарф, тоже привязанный к стволу. В узле торчала палка.
Убийца душил его медленно и мучительно, словно с помощью гаротты — средневекового инструмента для казни. Широко открытые глаза молодого человека недоверчиво и отчаянно уставились в ночное небо.
Небо над лесом постепенно светлело.
Сузанна Кнауэр подошла к Бену и сунула ему в руку стаканчик с горячим кофе.
— Произошло именно то, чего мы боялись, — сказала она так тихо, что Бену пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать, что она говорит. — Очень похоже, что мы имеем дело с серийным убийцей. В качестве орудия убийства служит все тот же белый шелковый шарф, безбожно дорогой, но не уникальный, таких полно в свободной продаже. Разница только в том, что в этот раз труп лежит не в вонючей квартире, а на свежем воздухе.
— ДНК покажет, тот ли это преступник.
— И есть еще одна особенность.
— Что?
— Идем со мной!
Бен последовал за ней, часто моргая. Но толку от этого было мало. От усталости у него все расплывалось перед глазами.
На берегу озера было небольшое ограждение, которого Бен раньше не заметил. Два прожектора освещали место на песке, над которым склонился техник-криминалист.
— Какой-то идиот уже прошелся там, — со злостью сказала Сузанна. — Я этого не понимаю! Мы расследуем убийство, возможно, имеем дело с серийным преступником и вправе ожидать, что люди, которые здесь работают, хоть что-то соображают. Нет же, какой-нибудь осел обязательно найдется! Но кое-что разобрать все-таки можно.
Бен подошел ближе. Сквозь пелену на глазах он увидел, что кто-то, вероятно палкой, нацарапал на прибрежном песке слово «PRINZE»[8].
— Как ты думаешь, что бы это значило? — спросила Сузанна.
Бен вздохнул:
— Пожалуйста, спроси меня об этом в бюро, когда я выпью чашки три кофе. А сейчас я могу только запоминать, но не толковать. Я спал не больше трех часов.
Сузанна хмыкнула.
— А чем ты занимался? — Она насмешливо пожала плечами. — У полицейского не должно быть личной жизни, и он должен быть готов нести службу круглосуточно.
Бен вытащил сигарету и улыбнулся.
— Я полностью разделяю твое мнение.
Какое-то время он курил молча. Сузанна, глядя на озеро, стояла рядом.
— Принц… — прошептал Бен. — Это подходит гомосексуалисту. «Давай я буду твоим принцем!»
— Хорошо, но почему «принце»? «Давай я буду твоим принце»? Чушь какая-то!
— Точно. А может, слово продолжалось дальше, там, где отпечатки ног?
— Мне тоже так кажется, но что это за слово? Тебе ничего не приходит в голову?
— Может быть, «принцесса»? «Давай я буду твоей принцессой»! А почему бы и нет? Думаю, в полицейском комиссариате я смогу лучше подумать над этим.
Сузанна никак не отреагировала на слова Бена.
— И мы не знаем, кто и кого имел в виду, кто нацарапал это на песке — преступник или жертва.
— Я полагаю, что преступник. Ведь если бы жертва что-то написала, то преступник гарантированно стер бы это. Нет, это преступник захотел увековечить себя и подбросить нам любопытную загадку.
— Возможно. Но это мы узнаем только тогда, когда он еще раз подпишется.
— Ты имеешь в виду, если он совершит еще одно убийство?
Сузанна молча кивнула.
— Мы уже знаем, как зовут жертву?
— Нет. У него не было с собой никаких бумаг, вообще ничего. Для убийцы лучше и быть не могло. С большой долей вероятности это была случайная жертва, которую мы не сможем идентифицировать целую вечность.
Бен еще раз пристально вгляделся в надпись на песке. «PRINZE». Мягкие, округлые буквы. «N» не острое, а закругленное, как арка над воротами, — так учат в начальных классах. «P» большое, твердое, доминирующее, похоже на печатное. А над «I» стоит не точка, а кружочек.
— Таким почерком могла бы писать девочка в пятом классе. Слово не написано, а нарисовано.
— И я того же мнения, — ответила Сузанна и принялась набирать номер на мобильном телефоне.
Было уже начало седьмого, труп увезли, трасологи еще продолжали работу, однако Сузанне и Бену на месте преступления делать уже было нечего.
— Давай пока позавтракаем, — предложил он. — Судя по всему, это явно пойдет тебе на пользу.
— Нет, давай лучше что-нибудь выпьем, а потом я вернусь домой. Мелани нужно идти в школу, и я хочу хотя бы позавтракать с ней. Вернее, поймать момент, когда она будет выходить из дома. У нас, собственно, не бывает другого времени, чтобы побыть вместе.
— Да, это я понимаю.
— Ты подвезешь меня? — спросила она. — Я сегодня ночью поехала с трасологами и не взяла свою машину. Дай мне часа два, потом я приеду на работу.
Он кивнул и открыл перед ней дверцу автомобиля.
Когда Сузанна приехала домой, Мелани сидела в кухне и с аппетитом ела бутерброд из серого хлеба, на который было намазано столько «Нутеллы», что Сузанна подумала: «Три таких бутерброда — и банка пуста».
— Хай! — сказала Мелани и улыбнулась испачканными шоколадом уголками рта. — Я и не заметила, что тебя нет. А что случилось?
— Снова убийство. Наверное, тот же самый убийца. Это означает, что у нас серийный преступник.
