— Сколько ты еще будешь на больничном?
— До понедельника.
— А надо бы еще недели две, не меньше.
Алекс ухмыльнулся:
— Нет, в понедельник я пойду на работу.
— Ты что, с ума сошел? С какой стати? Ты же еле ползаешь! Как ты собираешься по двенадцать часов стоять у плиты и таскать тяжеленные кастрюли?
— Мне не нравится, что мои приятели должны выполнять работу за меня. Ноты этого не поймешь и никогда не понимал, потому что всегда интересовался только собой, так что лучше оставь это.
— Но ты просто гробишь себя!
— Ну и что?
Матиас чувствовал себя глубоко несчастным. В его семье все шло не так, как надо. Никто не знал, что будет дальше с его матерью, и Алекс последовательно разрушал свое здоровье. Уже несколько лет он вкалывал в ресторанах первоклассных гостиниц, и везде была одна и та же песня. Ни одного дня он не работал меньше двенадцати часов, двойные смены были в порядке вещей, и все это за такую зарплату, что лишь бы не сдохнуть с голоду, а сверхурочные часы вообще не оплачивались. Как Матиас ни пытался убедить сына перейти на другую работу, тот не соглашался. Подали закуску, и это стало хорошей возможностью сменить тему.
— Ты уже был у бабушки?
— Не-а. Но может быть, завтра сбегаю. Ей лучше?
— Он уже не живет, Алекс. Она существует, как растение. Это ужасно. Возможно, она тебя узнáет, а может, и нет. В любом случае ты этого не поймешь.
Алекс молча ковырялся вилкой в закуске. В его глазах стояли слезы.
«Он такой чувствительный, — подумал Матиас, — и тратит свою жизнь на работу среди этих примитивных поваров».
У него разрывалось сердце, когда он смотрел на сына. На его правой щеке и под глазом кожа была голубовато-красной, но это бросалось в глаза, только если присматриваешься или знаешь, что произошло.
— Тебе вкусно? — осторожно спросил Матиас.
Алекс отложил вилку и нож в сторону.
— Черт возьми, я все думаю о бабушке! Зачем ты начал разговор о ней?
— Я был бы признателен, если бы ты время от времени заходил к ней. Дело в том, что я завтра уезжаю.
— Ну что ж, приятных развлечений! — язвительно ответил Алекс. — Похоже, тебе до лампочки, что будет с бабушкой.
— Это абсолютно не так. Пока бабушка в реабилитационной восстановительной клинике, она в надежных руках, но я не знаю, что будет, когда придется забрать ее домой. Скорее всего, тогда я вообще не смогу никуда выходить.
— От всего этого меня тошнит.
Алекс поспешно проглотил закуску. Матиас был уверен, что он даже не заметил, что съел.
Вино, бутылка которого стоила пятьдесят два евро, он пил еще быстрее, и Матиас ничего не мог сделать, потому что Карло не выпускал бокал Алекса из поля зрения и сразу же доливал вино. Он заказал новую бутылку.
— А куда ты едешь? — спросил Алекс.
Такое бывало крайне редко, чтобы он интересовался жизнью отца. Матиас не мог припомнить, чтобы сын когда-нибудь спрашивал, как его дела, поэтому воспринял этот банальный вопрос, который Алекс задал, конечно, лишь бы что-то сказать и поддержать разговор, как выражение искреннего интереса.
— В Италию. Как всегда.
— А куда именно?
— В Сиену. Или на море. Я пока еще точно не знаю.
— И долго тебя не будет?
— Две недели. Может быть, немного дольше. Это будет зависеть от бабушки. Знаешь, я подумываю купить в Тоскане какое-нибудь жилье. Что ты думаешь по этому поводу?
Алекс пожал плечами:
— Делай что хочешь, если у тебя куча бабла.
Карло подошел к столу и открыл вторую бутылку. Матиас попробовал и кивнул. Карло наливал вино, стараясь сохранять невозмутимый вид, но, естественно, ловил каждое их слово.
— Я только хотел сказать, может, тебя это тоже заинтересует? Может, ты тоже будешь проводить там отпуск?
— Это будет зависеть….
— От чего?
— Какая это квартира. И где она находится. Если где-то в пампасах, можешь обо мне забыть.
— Значит, тебя больше устроил бы город?
— Не обязательно. Не какой-то большой город. Что-то среднее.
Ну и прекрасно! Вот это было уже четкое заявление.
Алекс, встретив внимательный взгляд отца, на мгновение задумался.
— Честно говоря, мне кажется… — Он сидел, уставившись в скатерть на столе. — Если быть совсем уж честным, то меня это вообще не интересует. Я все равно не буду ездить туда в отпуск.
Чтобы закончить дискуссию, Алекс встал и вышел на улицу выкурить сигарету.
Матиас смотрел, как он, опираясь на костыли, стоял перед стеклянным фасадом ресторана и жадно курил. Затем его отвлек Карло, сказавший, что целого дорадо у них, к сожалению, нет, зато есть филе, и, может быть, его это устроит.
Матиас кивнул. Потом он вышел в туалет, а когда вернулся, Алекса уже не было. Безо всякого аппетита он доел свою порцию и кивнул Карло, давая понять, что, разумеется, заплатит за все, и за блюда, которые Алекс заказал, но не съел. Но Карло только отмахнулся:
— Все мы знаем, как оно бывает с детьми. Особенно когда они вырастают.
И Матиас вдруг осознал, какая невероятная пустота царит в его жизни. Она пришла быстро и внезапно, как ужас смерти, когда проваливаешься под лед на пруду. Где-то в глубине души сын любил его, в этом Матиас был убежден, но Алекс не имел права подпускать к себе это чувство и демонстрировать его, потому что презирал отца. Он даже брезговал им. Как часто он, будучи ребенком, приносил из школы анекдоты о гомосексуалистах, рассказывал их за обедом, и они вместе от души хохотали. А сейчас все то, над чем они смеялись, стало вдруг реальностью.
«Куда спешит голубой орел? — К своему гнезду»[7].
Матиас хорошо представлял, какой сильной была боль в его детской душе. В фантазии Алекса теперь объектом любви был не он, сын, а какой-то чужой мужчина. Если не случится чуда, он потеряет Алекса. Как потерял Тильду за много лет до этого. Но развод он пережил безболезненно. Если же Алекс отвернется от него окончательно, он этого не выдержит. А тут еще и мать…
Когда он вышел на улицу, было всего лишь начало двенадцатого. Он не знал, куда податься. В его квартире стояли кофеварка, кровать и его прибор для бритья. Но это больше не был его дом.
Он сел в автомобиль. То, что он выпил слишком много, его не тревожило. Если его остановит полиция, значит, так и надо, а если нет — тем лучше.
Стало намного прохладнее. Луну, предвещая плохую погоду, окутала вуаль из облаков. Это был не тот летний вечер, который хотелось бы провести на открытом воздухе.
