Линдси бросила пампасную траву на пол и захныкала. Франческа принялась объяснять, что еще сделает Рассел, если она заставит ребенка жить у Мартина, но Линдси потопала по прилавку к матери и ладошкой закрыла ей губы.
— Мы поедем домой на такси. — Голос женщины звучал не слишком дружелюбно.
— Франческа, позволь мне вас отвезти. Здесь ты не поймаешь такси, а туман становится гуще.
— Не надо, Мартин, правда. — Франческа мямлила и бормотала, словно Папагено[40] с запертым на замок ртом. — Перестань, Линдси, а то я спущу тебя на пол.
— Но почему ты не позволяешь себя отвезти? Мы доберемся до твоего дома за десять минут. — Мартин колебался. — В конце концов, подумай обо мне. Я проведу с тобою лишние десять минут.
— Я хочу к папе, — сказала Линдси.
— Ты опасаешься, что Рассел меня увидит? Обещаю высадить тебя в сотне ярдов от дома. Пойдет?
— Хорошо, Мартин, — сказала Франческа тихим покорным голосом, который он так любил. — Ты отвезешь нас домой. Я не хотела быть неблагодарной — ты очень, очень добр.
Глава 12
Из-за густого тумана поездка заняла гораздо больше десяти минут. Казалось, само небо, дымное, удушливое, грязно-белое, опустилось из темноты на верхнюю часть Хайгейта. Водители ориентировались на габаритные огни едущей впереди машины, слабый свет которых словно пробивался через мутную воду.
Линдси сидела на коленях Франчески и ела шоколадные конфеты из купленной Мартином коробки. Ей нравилось почти все, кроме фиалкового крема и вишневого ликера, и когда она надкусывала конфету с такой начинкой, то остатки запихивала в рот матери. Серебристые обертки разлетелись по полу красивой, чистой машины Мартина.
Франческа видела, что Урбана обидело такое бесцеремонное обращение с его подарком, но ей было все равно. Он не любил Линдси и не скрывал этого, а женщине это казалось настолько чудовищным, что когда у нее возникало желание все бросить й сбежать или просто рассказать правду, она вспоминала, как он смотрел на Линдси и разговаривал с ней, ожесточалась и продолжала играть свою роль. Такой взгляд был у Мартина и теперь, когда они остановились на красный сигнал светофора, — как у вежливого хозяина на незваную собаку гостя.
— Понимаешь, Мартин, она быстро перевернет вверх дном твою милую, аккуратную квартиру.
— Возможно, но когда у нас будет дом, все изменится. Мы сможем позволить себе большую кухню и игровую комнату, у нас будет сад… Знаешь, я теперь вижу, что ты была права, когда говорила, что неправильно укладывать ребенка спать на диване в гостиной. Так что я завтра же выставляю квартиру на продажу и начинаю искать дом для нас троих, а ты останешься с Расселом до переезда туда. Как тебе?
— Не знаю, Мартин.
— Послушай, дорогая, может, ты подумаешь об этом? Ради меня, пожалуйста. Я тебя прошу и очень этого хочу. Понимаешь, я не знаю, что еще предложить. Ты же хочешь быть вместе со мною, правда?
На улице было холодно и туманно, а впереди ждало длинное и утомительное путешествие. У нее не хватило духу сказать «нет». Она погладила его по руке и улыбнулась.
— Вот и хорошо. Ты не будешь жить в моей квартире, не будешь жить со мной, пока мы не купим дом, и поэтому я прошу тебя обдумать эту идею. Ты обещаешь подумать, дорогая?
— Не знаю, смогу ли я… — начала Франческа, но Линдси закрыла ей рот своей испачканной в шоколаде ладошкой. Заканчивать фразу ей не пришлось, потому что Мартин остановил машину. Они приехали.
Франческа поставила Линдси на тротуар, потом вышла сама. На улице было очень холодно и мокро — крупные ледяные капли дождя пронзали туман. Мартин хотел, чтобы Франческа поцеловала его на прощание, и ей пришлось просунуть голову в окно и подставить свои розовые губы, на которые уже упала дождевая капля.
— Я позвоню тебе утром, Франческа.
— Да, конечно, — рассеянно ответила женщина. Одной рукой она держала Линдси, другой прижимала к себе коробку конфет. Девочка тянула ее за собой и топала ножками.
— Ты что-нибудь решила? Ты согласна, да?
Франческа почти забыла, что именно должна была решить. Она повторила, что еще не знает, но заставила себя ослепительно улыбнуться, оставляя пути к отступлению. Мартин помахал рукой и уехал, но с обиженным выражением лица, которое так раздражало ее.
Когда машина скрылась из виду, Франческа пошла по Фортис-Грин-лейн в противоположную сторону. Мартин высадил их у дома номер 27, и когда они дошли до номера 54, Франческа остановилась и с любопытством посмотрела на дом. Окна не горели. На ступеньках стояла бутылка молока — с крышкой, чтобы птицы не клевали сливки.
Линдси понесет, — сказала Линдси.
— Точно?
— Точно. Линдси понесет конфеты.
— От такого предложения я не могу отказаться.
Франческа взяла дочь на руки, и Линдси поцеловала ее в щеку своими липкими от шоколада губами и помахала коробкой конфет. Может, лучше свернуть на Хилл-авеню? Женщина отвергла эту идею и пошла дальше. Тротуар покрывала жидкая грязь, темно-серая и липкая, брызги которой летели на ноги. Франческа поняла, что капли, которые она приняла за дождь, на самом деле были туманом, который собирался на листьях деревьев в палисадниках и стекал вниз. Она чувствовала себя женщиной из романов Викторианской эпохи, которые в начале главы ночью бредут среди пустоши или по городским улицам, обычно в самую отвратительную погоду, с ребенком на руках. Вполне возможно, она даже была похожа на них — ботинки на шнурках, кружевная юбка, шерстяная шаль, обмотанная вокруг головы, и старая бабушкина шубка с намокшим и слипшимся мехом в тех местах, куда попадали капли. Несмотря на холод, тяжесть ребенка и собственную усталость, Франческа вдруг громко рассмеялась.
— Не смешно, — строго сказала Линдси.
— Не смешно, ты права. Ни капельки. Когда вырастешь, ты поймешь, что мы смеемся не только над тем, что смешно. Бывают и другие причины. Наверное, я сошла с ума. Зачем я позволила ему привезти нас сюда, Линдси? Наверное, меня совсем достало это его выражение лица… Одно я знаю точно — больше мы с ним не увидимся. С меня хватит, пора с этим заканчивать. Всё. А папа может… может утопиться в пруду.
— Линдси хочет к папе.
— Конечно, только он придет домой позже нас, даже если мы будем двигаться с такой скоростью. Так что заткнись. «Я хочу к папе, я хочу к папе», — иногда ты просто невыносима.
— Я хочу к папе, — повторила Линдси. Затем скомкала серебристый фантик и бросила в чей-то палисадник.
— Сначала предстоит прокатиться на автобусе. Тебе понравится, ты еще никогда на нем не ездила. Послушай, приподнимись немного… Можешь сидеть на моем бедре?
В ответ девочка бросила коробку и зажала губы матери. Франческа подняла коробку, теперь забрызганную грязью, зарычала и сделала вид, что кусает пальцы дочери. Линдси взвизгнула, рассмеялась и убрала руку, но тут же вернула на место.
