Когда Финн вошел в комнату, зеленый попугай пронзительно заверещал. Миссис Гогарти, гадавшая на картах Таро, встала и набросила шаль на клетку.
— Ну-ну, — сказал Финн. — Хорошо сидим.
Он снял перчатки, сунул их в карман и взял Лену за руку. Она была прозрачной, как насекомое, и сухой, как моль. Ее тусклые свинцовые глаза посмотрели в серебристые глаза сына, и она улыбнулась.
— Образец преданности, — восхищенно вздохнула миссис Гогарти и стала изучать карты, теперь разложенные для Финна. — Тут много смертей… — начала она.
Финн бросил на нее предостерегающий взгляд поверх головы Лены.
— Ой, — миссис Гогарти собрала колоду, и карта Смерть, смерть Скорпиона — закутанная в плащ фигура на бледной лошади — оказалась верхней. Она прикрыла ее Королевой Жезлов, и механическим голосом цыганки произнесла: — Тут деньги, мой дорогой, много денег. Но погоди… они идут не к тебе, тебя ждет разочарование.
Рука, державшая руку Лены, сделалась холодной и вялой. Финн наклонился и невидящим взглядом уставился в лицо гадалки.
— Что? Что вы сказали?
— Разочарование из-за денег… Почему ты на меня так смотришь?
Финн видел перед собой не карты, которые миссис Гогарти в страхе прикрыла ладонями, не лицо Лены, встревоженное и напряженное, а чек, лежащий на письменном столе в запертой квартире Мартина Урбана. Дата на нем была проставлена… А имя?
Под исполненными страха взглядами женщин он стоял посреди этой маленькой комнаты, выпрямившись и дрожа всем телом, и прислушивался к далекому звуку сирены, плачущей где-то во тьме, — предвестнику той сирены, которая будет плакать по нему.
