— Если письма от леопарда не будет, и не думай приходить, даже если Нолис принесет сигареты, — наказал он.
Мне хотелось провести весь сегодняшний день в углу гостиной, рядом с леопардом, чтобы забыть об остальном доме, где ругались взрослые… Ну и пусть бы папа потерял работу, думала я. Не так уж это и ужасно — жить, как цыгане на соседнем участке. Вместо дома у нас, как и у них, был бы старый автобус, а на окнах висели бы цветастые ситцевые занавески.
Зимой мы бы переезжали из деревни в деревню, может, и на другие острова перебрались бы, а может, и дальше — на материковую Грецию, там бы отправились в Афины и увидели Акрополь, про который дедушка нам столько рассказывал. А потом бы мы поехали в другие города и страны — и объездили бы весь свет. Может, тогда и Мирто стала бы прежней, такой, какой она была до того, как купила три золотые звездочки в мелочной лавке киры Ангелики. А сейчас от всей нашей прежней жизни остался только один вопрос по вечерам:
— ОЧСЧА! ОЧСЧА! — неизменно радуется Мирто.
— ОЧПЕЧА, ОЧПЕЧА, — грустно отзываюсь я.
Убийство Леопарда
Еще одна грустная история и «подвиг» Мирто
Идут такие дожди, что Нолис и Артеми вряд ли выберутся в город. Артеми-то ладно, но Нолис ничего не боится, и, я уверена, если бы было что принести в сигаретной пачке, он бы и этот потоп преодолел. Но почему он ничего не несет и почему Никос не шлет сообщений? Я все время болтаюсь в мелочной лавке киры Ангелики и все жду — вот сейчас она точно скажет: «Хочешь посмотреть на необычную птичку?»
Но она молчит. Молчит и Стаматина, молчит и леопард. И тогда я наконец начала верить, что Никос уехал.
— В самом деле, а где сейчас Никос? — вдруг спрашивает меня Мирто, пока мы таращимся на дождевые потоки, сбегающие по стеклу.
У нас снова скучное воскресенье.
Я посмотрела на нее изумленно: мне казалось, она давно уже поверила в отъезд Никоса.
— В Афинах, а где ты хочешь, чтобы он был?.. — говорю ей.
— Господин Каранасис и лидер нашей ячейки говорят, что он на острове, в городе, — с заговорщицким видом сообщила мне Мирто. — Они даже спросили меня, не носит ли Никос густых усов, похожих на щетку. Я сказала, что никаких усов у него нет и что он давно уехал, еще когда мы в школу пошли; он же не присылал нам никаких новостей с леопардом.
— Ты донесла на леопарда? — я пришла в ужас. Мирто встрепенулась, как петух, готовый к драке.
— Я не донесла, моя госпожа. Наш звеньевой должен знать, что происходит у нас дома, и я обязана рассказывать, что делаешь ты, Стаматина, дедушка…
— Дедушка же тысячу раз нам объяснял: дома сверчок, на людях молчок. Мы не говорим посторонним, что у нас происходит! — закричала я и залилась слезами. — Я все скажу дедушке, маме и папе!
— Ах ты ябеда! — завизжала Мирто.
— Это я ябеда?! А может, все-таки ты? Ведь это ты всем разбалтываешь секреты Никоса, так что его могут поймать.
— Ты, ты, ты, — визжала она, — ты! Это ты все скажешь дедушке! А я рассказываю только моему звеньевому. Потому что я фалангистка…
К вечеру весь дом стоял на ушах.
Дедушку трясло от ярости: «Подумать только, они детей заставляют шпионить за родителями!»
Папа: «Что делать, что делать? Меня выгонят с работы!»
Мама снова плачет и ничего не говорит.
Тетя Деспина: «Не вижу никакой трагедии».
Стаматина: «Ой, беда, навели порчу на нашу девочку!»
Однако, узнав, что Мирто все разболтала про письма от леопарда, Стаматина побледнела. Завернулась в свою шаль и сказала маме:
— Госпожа, ужин готовьте сами, а я должна пойти к своей куме, она заболела.
И опрометью на улицу, хоть там лило как из ведра.
Утром следующего дня, когда папа ушел на работу, а мы собирались в школу, наша дверь загрохотала под чьими-то ударами. Стаматина открыла, и в дом ввалились полицейские. Они показали дедушке какую-то бумажку, а он сказал:
— Ищите сколько хотите, но вы зря теряете время. Мой внук еще летом уехал.
Полицейские не собирались обыскивать весь дом — их интересовала только большая гостиная и ключи от стеклянной витрины. Тетя Деспина собралась было сама войти в гостиную, чтобы открыть дверцу, но они отобрали ключи:
— Мы справимся.
Занятия в школе уже давно начались, но никто даже не вспомнил, что нам пора уходить. Только Мирто вдруг взглянула на часы.
— По-по! Мы опоздали! Пойдем, Мелия, — сказала она и кинулась за своей сумкой.
— Сегодня школы не будет, — отрезал дедушка таким тоном, что было ясно: возражения не принимаются.
— Но меня после уроков будет ждать наш звеньевой, — заныла Мирто.
— Пусть ждет! — рассердился дедушка.
— Так мне сказать, что ты меня не пустил?
— Скажи!
Правильно Стаматина говорит, что на Мирто навели порчу! Так разговаривать с дедушкой?
Полицейские сидели и сидели, словно бы собирались там на всю жизнь остаться. Наконец Стаматина забарабанила в дверь:
— Если вы мне там все вверх дном перевернете, я вам такое устрою! Вы отсюда не выйдете, пока по местам все не расставите!
Полицейские открыли дверь и вышли с перекошенными лицами. Стаматина истерически продолжала дерзить им:
— В часах поищите. Может, там прячется тот, кого вы ищете!
Полицейские ушли. Стаматина открыла гостиную и, схватившись за голову, замерла в дверях.
— Христос и Богородица! Христос и Богородица! — причитала она.
Я подошла к ней и тоже застыла. В центре гостиной прямо на полу валялся леопард — кверху лапами. Брюхо его было вспорото, пол усыпан соломой.
— Они убили его, Стаматина! — вскрикнула я и заплакала.
Я подошла к леопарду и приподняла его голову: на месте голубого глаза зияла дыра! Все пропало! Не принесет он мне больше известий от Никоса. А Никос больше никогда не сможет проводить с нами лето в Ламагари и рассказывать истории про леопарда!
— Он так и так был дохлым. Только мы верили в эти глупые истории о нем.
Это сказала Мирто. Она подошла ближе и нависла надо мной. Я обернулась. Нет, это не моя сестричка! Это какая-то чужая девчонка, я видела ее на празднике в школе, как она стоит рядом с вором Коскорисом и отдает фашистские приветствия.
