— Будь ее воля, уже сидела бы под своим навесом.
— Ладно, а кроме шуток, как она? — Амалия аккуратно, стараясь не шуршать, раскрыла другой пакет и протянула Андреа два больших бутерброда с паштетом и сыром. — Вот, поешь.
Он кивнул, принимая сверток из ее рук:
— Спасибо. — Как же хорошо иметь такого друга, как Амалия! — Я, конечно, не врач, но, мне кажется, Джойс чувствовала себя довольно сносно. Выглядит неважно, но мы уже успели поругаться из-за больницы.
— Андреа! — Амалия с упреком посмотрела на него. — Можно было подождать хоть один день, а потом выяснять отношения. Иногда мне кажется, что тебе нельзя общаться с людьми. Ничем хорошим это не заканчивается.
— По-моему, мы поняли друг друга.
— Это по-твоему. — Амалия направилась к двери. — Тебе кофе со сливками или без?
— Подожди… — Андреа поднялся со стула. — Я сам куплю, разомнусь. Тебе нужно?
— Нет… Я только с раскопок. Там такая неразбериха после вчерашнего. Но Феликс и Мауро все устроят. Арнольд тоже поехал с ними.
— Ладно, тогда выпью кофе и туда, вечером поменяемся, если будет необходимость.
Он уже хотел закрыть дверь, но она ухватила его за руку.
— Да ты с ума сошел. — Она покрутила пальцем у виска. — Джойс ругаешь, а у самого в голове пусто. И думать забудь, никуда ты не поедешь. Ты же ночь не спал. Я позвоню ребятам и попрошу, чтобы они тебя выпроводили, если все-таки не послушаешь меня и явишься. Ты сам вчера плохо себя чувствовал. Не чуди. Поезжай домой отдыхать.
— Там видно будет. — Он вышел, вероятно желая избежать дальнейшего обсуждения этого вопроса.
Едва захлопнулась дверь, как Джойс, разбуженная разговором, заворочалась в постели и открыла глаза.
— Амалия?
Подруга придвинула стул поближе к кровати и села.
— Ну как ты здесь?
Джойс потянулась к ней и обняла за шею.
— Мне так вас не хватает, всех. Я здесь и дня не пролежала, а уже не могу больше. Каторга. — Открыв глаза, увидеть прежнюю белую палату, пусть украшенную букетом цветов, но все же невыносимо тоскливую, было очень неприятно. Джойс тяжко вздохнула, обводя свое пристанище унылым взглядом. — Спасибо за цветы. Но я здесь не поправлюсь, а окончательно иссохну.
Амалия улыбнулась в ответ.
— Но это необходимо для твоего же блага. Мы вчера так испугались… Все были уверены, что ты погибла. Андреа было плохо, он дважды терял сознание.
Терял сознание? Андреа? Джойс не поверила своим ушам. Они считали ее погибшей, и так бы и было, если бы не та плита.
— Сначала я побежала за помощью… — И Амалия принялась рассказывать, как проходили поиски Джойс. Как начался обвал, как спасатели говорили, что надежды нет. Как потом кто-то увидел на холме девушку и археологи из соседнего сектора узнали стажерку и побежали к ней. Андреа поехал с ней в «скорой», а они приехали чуть позже, и врачи сказали, что пациентка вне опасности.
Джойс слушала будто завороженная, лишь теперь понимая, как переживали те, кто оставался наверху, все то время, пока она бродила по подземным коридорам. Погибла. Спасатели почти сразу сказали, что девушка погибла, не оставив надежды. Искали тело… Как страшно прозвучало это слово здесь, в больничной палате. И Джойс вспомнила, что там, в коридоре, она хладнокровно пыталась рассчитать, куда, в какой карман лучше положить кассеты, чтобы их нашли после ее гибели. Никого — ни Андреа, ни Амалию, ни спасателей — не интересовал этот чертов подземный переход. Все переживали за нее, за Джойс. И если бы не плита, ставшая поперек… А Андреа дважды потерял сознание. Что было бы с Джойс, останься под землей он? Нет, такое нельзя пережить. Слышать, как земля дрожит у тебя под ногами, как там, внизу, грохочет разъяренный поток, и знать, что где-то среди осыпающихся плит мечется близкий тебе человек, сердце которого вот-вот перестанет биться. Пускай Андреа не испытывает к ней таких чувств, как она к нему. Но… Эти несколько часов наверху. Что они пережили?! Все. И Амалия, и Феликс, и Мауро, и Уоллс. О чем она думала, когда решила погибнуть во благо человечества? Человечество не оценит, потому что для него Джойс просто одна из многих. А эти люди ждали, когда приборы определят местонахождение тела. Ее тела!
И Джойс поняла, как кощунственно теперь будет выглядеть ее жертва. Нельзя, ни в коем случае нельзя говорить о том, что на кассетах. Если, конечно, Феликс или Мауро уже не просмотрели их. Хоть бы нет! Глядя на Амалию, которая даже прослезилась, вспоминая вчерашний кошмар, Джойс осознала еще одну истину: никакие кассеты, никакие научные открытия не стоят человеческой жизни. Никогда, ни в какую эпоху. Никакие тайны вселенной не стоят одной-единственной человеческой жизни. Как она могла не понимать этого раньше? Все ее кадры, пускай даже там записаны секреты вечной молодости, кажутся никчемными, если знаешь о том, чем за них заплачено. Не фотографируй Джойс стены, она, пожалуй, выбралась бы часа на три раньше. Хотя, конечно, если бы не плита, она вообще не выбралась бы при любом ходе событий. Но что теперь говорить, одним словом — повезло. Однако люди, ждавшие наверху, пережили вдвое больше, чем могли бы, будь Джойс менее эгоистичной. Андреа прав. Она думает только о себе, всегда только о себе. Маркус. Маркус Хатт любит ее. И вдруг Джойс осенило, что о случившемся, вероятно, сообщили в Австралию. Мама!
— Амалия, что сказали моим родным? — Она всхлипнула, представив, как мать роняет трубку и падает у телефона в гостиной.
— Ничего. Не беспокойся так, слава богу, что ничего сообщить не успели. Пока искали тебя под землей, как-то всем не до того было. Потом, когда спасатели сказали, что уже точно ждать нечего, Уоллс решил отложить до утра, все одно от их приезда ничего не изменилось бы. Ну а после уже не понадобилось. Хорошо, что не напугали зря. И еще. Мы вчера советовались все: учти, если ты расскажешь о случившемся, если информация дойдет до университета, этот твой Тейлор обязан прервать твою стажировку. Ты поедешь домой.
— Нет. — Словно испугавшись этих слов, Джойс схватила Амалию за руку, как будто та могла воспрепятствовать ходу событий. — Домой я не поеду.
— Да никто тебя и не гонит, успокойся. — Амалия обняла ее. — Тебе бы нужно попить успокоительные, такие стрессы для психики даром не проходят.
— Наверное, врачи что-нибудь уже назначили. — Джойс вытерла глаза. — Я действительно разнервничалась.
— И немудрено. Кстати, утром звонил твой ненаглядный на сотовый. Я сказала, что ты опять забыла у меня в номере рюкзак с телефоном. Он даже не удивился. Вот… — Амалия достала из сумки мобильник, — позвони ему, и я сразу заберу, здесь нельзя ими пользоваться. Постою в коридоре, чтоб никто не вошел. Если постучу в дверь, сразу прячь.
— Хорошо.
Оставшись одна, Джойс набрала номер Маркуса. Что она ему скажет? Опять врать? Привкус фальши на языке сделался почти вещественным. И в этот момент в трубке раздался его голос:
