– А сам-то ты кто?
– А вот пустишь – и представлюсь обязательно.
Дверь открылась.
Помнится, актер Георгий Милляр замечательно воплощал на экране разного рода нечисть из русских сказок – леших там, Кощеев Бессмертных... Но особенно ему удавался образ Бабы Яги. В этом никто из более поздних исполнителей роли этого неоднозначного персонажа с ним сравниться не мог.
Нельзя сказать, что передо мной стояла одна из таких милых старушек – скорее, это была ее мама или даже бабушка (если может быть бабушка у Бабы Яги). Во всяком случае, выглядела она гораздо древнее самой Яги. Всклокоченные седые космы, череп, обтянутый морщинистой кожей, глубоко посаженные маленькие злобные глазки – зато большой, натурально крючковатый нос, нижняя челюсть мелко дрожит, будто пережевывает очередного удачно зажаренного Иванушку Дурачка. Серый застиранный халатец на тщедушном тельце, на плечах – серый же пуховый платок. На тонких ногах с желтой пергаментной кожей и вылезшими сине-черными венами – большие черные мужские ботинки без шнурков.
Она посторонилась, пропуская меня внутрь и, совсем как сказочный персонаж в исполнении Милляра, повела носом.
В доме было сумрачно и затхло. Наверное, летом здесь довольно уютно, сейчас мне вдруг расхотелось разговаривать со старушенцией – уйти бы поскорее...
Я прошел в комнату и сел за стол у окна.
– Душновато у вас... мамаш. Проветрили бы.
– Да уж после тебя обязательно, – язвительно сказала она. – Вон какой духан принес...
– Мне нужен Харон, – сказал я. – Очень нужен. Он ведь сыном вам приходится?
– Внуком.
– Тем более. Скажите, как мне его отыскать. Заплатить мне вам нечем, да вы, поди, и не взяли бы денег...
– Почему это? – даже оскорбилась она. – Кто ж от них, родненьких, по доброй воле откажется?..
Разговор зашел в тупик. Я сидел и оглядывал комнату. Обстановка была довольно спартанской, без излишеств, но в то же время имелось все необходимое, чтобы жить тут летом: плита, умывальник, маленький выключенный холодильник со слегка перекошенной, облупившейся дверцей, полки с посудой, зеркало, узкая, аккуратно застеленная пледом старенькая тахта, небольшой встроенный шкаф, стулья, одно продавленное кресло...
М-да... Но если она не скажет – что? Бить стекла, поджигать дом?
– Извините, – сказал я, – напрасно пришел. Честное слово, я не желаю Харону зла. Мне нужна его помощь.
– Он не помогает.
– То есть как? – удивился я. – Он же работает здесь на лодочной станции! Разве не его работа – спасать тех, кто тонет?
– А ты что, тонешь?
– Можно сказать...
Она молчала.
– До свидания. – Я пошел к двери.
Она почти дала мне уйти и остановила у самого порога.
– Вернись. Сядь.
Странная старуха... С каждым ее словом комичного в ней становится все меньше, а жуткого – все больше.
Я вернулся и сел.
– Чаю хочешь? – спросила она таким тоном, будто приглашала бродягу разделить с ней шикарный ужин в отеле «Мариотт».
Я помотал головой. Она села напротив.
– Ты не похож на бомжа... Хотя нет. Похож, и воняешь, совсем как они, но ты не бомж.
– Я охранник из банка. А внешность – издержки обстоятельств.
– Досталось тебе?
Я пожал плечами. Жаловаться не хотелось; я здесь не за тем.
– Харик действительно очень нужен?
– Очень, – сказал я настолько проникновенно, насколько мог, разве что слезу не пустил.
– Хочешь, чтобы он показал Выход? – продолжала допытываться она.
Говорить или нет? Она может умолкнуть в любой момент, мне придется уйти, а главное сейчас – узнать, где Харон.
– Не только, – сказал я. – Он может свести с Человеком Равновесия.
– Зачем тебе?! – Маленькие глазки недобро вспыхнули. – Просто узнай, где Выход. Человек Равновесия – слишком сложно, он тебе не по зубам.
– Я не собираюсь его есть. Очень хочется общнуться... – сказал я с такой замечательной ненавистью, что старуха некоторое время изучала меня, как мне показалось, с удивлением. – А вот вы... Понимаете что-нибудь в том, что происходит?
– Я все понимаю, – надменно изрекла она. – Ты молод. А для меня в мире загадок не осталось...
– И что же делать? Как выжить? Как спастись?
– Тебе?
– Всем. Я – только часть их.
– Ты не часть. Ты – это ты. Каждый индивидуален и отвечает за себя. Не бери больше, чем можешь унести.
Тьфу! Ну всякая чебурашка лезет в философы и пытается меня поучать!
– Есть цель, – продолжала старуха. – Иди к ней. В пути поймешь многое. Остальное поймешь, когда достигнешь цели.
Где-то я слышал нечто подобное...
– Я видел один фильм... – начал я.
– Ты не Нео, – перебила она, – а я не Пифия[5]. Вообще-то она была негритянкой...
Вот тебе и раз! Она смотрела «Матрицу»?! Интересно, а Человек Равновесия никем ей не приходится? Внучатым племянником, например...
– Ты не герой и можешь не осилить путь, – сказала она, – но должен постараться. Ладно, к делу. Внука попробуй найти в Нижнем городе. Улица Равиковича, семь, шестнадцать. Если доберешься до Нижнего города, это само по себе будет подвигом. Я почти уверена, что дома его нет: слишком многие ищут, но поговорить, кажется, хочешь ты один, остальные – чтобы убить. Остерегайся в первую очередь Диких байкеров, Каракурта и Багиру. Впрочем... тебе (она сказала это с нарочитым презрением) нужно остерегаться всех. И не болтайся безоружным.
– Прошлой ночью я дрался с крысами... – зачем-то сказал я – наверное, задело ее презрение. – Не осталось ни одного патрона, автомат бросил...
– Дрался с крысами? – переспросила она. В ее глазах мелькнуло нечто, похожее на удивление. – И остался жив?
– Как видите. Нам удалось убить главаря.
– Этого долго никто не мог сделать. Молодец... Щелкунчик одолел Мышиного короля... Но проблема не решена. Найдется другой главарь.
– Уничтожить их всех невозможно.
– Но стремиться к этому надо... – как-то очень по-свойски сказала она. – Я кое-что скажу тебе о Нижнем городе, чтобы ты был готов. Сейчас повсюду много чудес, но больше всего их именно там. К тому же... Они объявили себя Независимой Административной Единицей со своим мэром и полицией, сокращенно – НАЕ. Смеются: «Мы всех НАЕ...»
– Послушайте, если за Хароном идет охота – почему он не прячется здесь?
