1. Байсеза
Февраль 2069 года
Это не было похоже на обычное пробуждение. Скорее это было похоже на внезапный проблеск сознания, сопровождаемый громким лязгом медных тарелок. Она широко открыла глаза и была ослеплена бьющим со всех сторон нестерпимо ярким светом. Тогда она попыталась сделать глубокий вдох, и тут ощущение собственного существования пронзило ее, как молния. Она почувствовала шок.
Да, именно шок. Она не должна была пробуждаться. Что-то происходило не так.
В воздухе проплыла какая-то бледная тень.
— Доктор Хайер?
— Нет, нет, мама, это не доктор Хайер, это я.
Черты лица бледной тени слегка прояснились, и тут она поняла, что перед ней дочь: вот ее строгие, волевые черты, бледно-голубые глаза, немного густоватые темные брови. Правда, на щеке было что-то нарисовано, какой-то символ. Может быть, татуировка?
— Майра? — В горле у нее отчаянно першило, голос пробивался наружу хриплый и какой-то чужой. Все же постепенно она осознала, что лежит на постели в какой-то комнате, и вокруг нее множество людей и полно оборудования. — А в чем дело? Почему произошла ошибка?
— Ошибка?
— Почему меня не ввели в кому?
Майра немного поразмыслила.
— Мам, как ты думаешь, какой сейчас год?
— То есть как какой год? 2050-й. Пятнадцатое июня.
— Сейчас 2069 год, мам. Февраль месяц. Ты пролежала в коме девятнадцать лет. Так что метод анабиоза сработал. — Тут Байсеза действительно увидела в волосах своей дочери седые пряди, а вокруг ее глаз гусиные лапки.
Майра усмехнулась:
— Ну, вот видишь, теперь ты сама убедилась, что я стала старше.
Кажется, какой-то смысл в ее словах был, и Байсеза действительно сделала еще один колоссальный, хотя и нежелательный для нее самой, шаг во времени. В своей персональной одиссее времени.
— О Господи!
Над ней нависло еще одно лицо.
— Доктор Хайер?
— Нет-нет, доктор Хайер давно уже на пенсии. Меня зовут доктор Стентон. Сейчас нам с вами нужно сделать полное переливание крови. Боюсь, что эта процедура будет довольно болезненной.
Байсеза попыталась облизнуть губы.
— А почему я пришла в сознание? — спросила она, и тут же внезапно сама ответила на свой вопрос. — А, знаю! Перворожденные! — А как по-другому можно объяснить все происходящее? — Новая угроза!
На лице Майры появилось страдание.
— Мам, ты отсутствовала девятнадцать лет, и первое, о чем ты вспоминаешь, придя в сознание, это о Перворожденных. Лучше нам с тобой поговорить, когда ты полностью восстановишь силы.
— Подожди, Майра… Но Майра уже ушла.
Новый доктор был прав: процедура оказалась очень болезненной. Но когда-то Байсеза служила в британской армии, и она заставила себя не плакать.
2. «Следопыт глубокого космоса»
Июль 2064 года
Человечество явственно осознало присутствие новой угрозы пять лет назад. Причем первыми ее узрели не человеческие глаза: аномальное явление впервые было зарегистрировано электроникой.
«Следопыт глубокого космоса Х7-6102-016» проходил сквозь тень Сатурна, в которой, словно фонари, болтались многочисленные луны. Кольца Сатурна со времен солнечной бури превратились в нечто почти эфемерное, значительно побледневшее и поредевшее, однако по мере приближения зонда к далекому Солнцу, заходящему за кольцами, они превращались в серебряный мост, соединяющий далекие небесные горизонты.
«Следопыт глубокого космоса» не мог испытывать восхищения и других человеческих чувств. Однако, как всякая сложная интеллектуальная машина, он обладал до некоторой степени способностью ощущать, и его электронная душа трепетала от восторга при виде необыкновенно прекрасных, упорядоченных полей из газа и льда, сквозь которые он пролетал. Но при этом он не делал ни малейших попыток их исследовать.
В полной тишине он приближался к своей следующей цели на очередном орбитальном витке.
Титан, самая большая из лун Сатурна, казался издали маловыразительным желтовато-оранжевым шаром, слабо освещенным далеким Солнцем. Однако под глубокими слоями окутывающих его облаков и тумана скрывались настоящие чудеса. Приближаясь к Титану, «Следопыт» чутко вслушивался в электронную болтовню своих многочисленных датчиков, принимающих информацию от роботов-разведчиков с поверхности планеты. Информация эта представляла собой нечто экстраординарное.
Под сумрачным оранжевым небом по дюнам из твердого, как базальт, ледяного «песка» ползали похожие на жуков существа. Они тщательно огибали метановые гейзеры, спускались в долины, по которым текли этановые реки, закапывались в щедро политую постоянными метановыми дождями поверхность. Один храбрый летучий робот-разведчик, надежно удерживаемый в верхних слоях плотной атмосферы, завис над криовулканом, из которого фонтанировала лава, состоящая из воды и аммиака. Значит, под ледяной поверхностью планеты скрывались резервуары жидкой воды, а в кратерах от постоянно бомбардирующих планету метеоритов можно было найти целые переохлажденные озера. Везде присутствовали следы органики. Ее происхождение объяснялось постоянными электрическими возмущениями в атмосфере Титана и воздействием на ее верхние слои солнечных лучей и магнитного поля Сатурна.
Куда бы ни заглядывали зонды-разведчики, везде они обнаруживали жизнь. Некоторые ее виды имели сходство с земными — этакие анаэробные, адаптированные к метану жуки, которые вяло и флегматично строили свои дамбы и насыпи по берегам переохлажденных озер. Другие представляли собой экзотические виды органических углеродистых существ, предпочитающих аммиак воде. Они плавали в той субстанции, которая выплескивалась из жерл криовулканов. Но самыми экзотическими можно было назвать колонии слизеподобных организмов, использующих в качестве строительных блоков для своего тела не углеродистые, а кремниевые соединения. Они жили в обжигающем холоде черных, зеркально плоских этановых озер.
Обитающих в кратерах жуков можно было назвать родственниками известных на Земле и весьма распространенных там видов. Аммиачные рыбы, скорей всего, были эндемиками Титана. А холодостойкая этановая слизь появилась здесь, судя по всему, с одной из лун Нептуна или откуда-нибудь еще дальше. Солнечная система кишела жизнью. Эта жизнь распространялась повсюду, путешествуя в космосе на метеоритах и обломках ледяных глыб, оторванных от родных планет в результате столкновений с другими небесными телами. Но даже несмотря на это, Титан представлял собой нечто экстраординарное: этакий заповедник для разнообразных форм жизни со всей Солнечной системы, а, может быть, и не только.
