о бывшем, как он тут же нарисовался. Лыбился своей рожей с экрана мобильного, который трезвонил вовсю. Я скинула звонок, не став разговаривать. Но бывший упорно набрал второй раз. Третий… На четвертый я его внесла в черный список. И почему я не сделала этого раньше?
Разговор с Антоном так и не состоялся, но злостью на этого гада я все равно подзарядилась сполна. Настолько, что наконец взяла в руки договор и внимательно его прочла. Что ж, будем считать: студия по цене двушки – это не грабеж, это просто красивый вид из окна в новостройке. Опять же, рядом с работой… Теперь я всегда буду приходить вовремя. Наверное…
Хотя есть смутное подозрение, что даже когда люди изобретут телепортацию, то они все равно станут опаздывать – на телепорт. И я непременно буду в их числе.
Хотя, как показали последние несколько дней, если быть очень шустрой, можно и все успеть. Главное, чтобы после этого «все» были силы добраться до дивана… В моем случае – до дивана Юрика. Потому как вещи у меня остались у друга. Так что пришлось ехать к нему.
Думала: приеду и сразу упаду лицом в подушку, но… Интригующее шуршание с кухни заставило меня насторожиться, а запах копченостей – проявить бдительность. Так что я заглянула на свет и…
– Ты что, совершил набег на Русь? – вырвалось у меня, когда я увидела приятеля в окружении пары банок с медом, орехов, сала и вяленого мяса.
– Вообще-то на своих первых свекров… – ответил, усмехаясь, приятель, а после обмакнул палец прямо в банку и облизнул, зажмурившись от удовольствия.
Вот что меня всегда в Юрике поражало, так это умение расставаться. У него была прорва бывших подружек. И это не считая двух официальных жен. И со всеми он остался в хороших отношениях. Причем мало того, что с самими дамами. С их родственниками тоже! Мед и сало тому подтверждение.
– И как?
– Еле отпустили… – со вздохом сообщил Юрик, намекая, что сумел унести ноги, только груженный под завязку снедью. И после пояснил: – Я им велотренажер помог настроить.
– А что там сложного? – не поняла я.
– В принципе, ничего, если не считать, что они как-то умудрились установить на него майл-агент, абсолютно невменяемый Амиго и «Госуслуги», а при попытке выставить дистанцию голосовой помощник орал благим матом: «Ставки онлайн! Выигрывает каждый второй!»
Я прониклась и… заржала.
– Ну подумаешь, чутка преувеличил… – ничуть не смутился Юрик. – Но браузер они каким-то макаром и вправду установили… Кстати, ешь сальце. Оно божественно. От всех проблем полегчает.
От бутерброда с копченым бекончиком мне и вправду стало хорошо. Настолько, что спать уже хотелось лишь вполглаза.
Так что я сидела на кухне, прихлебывала горячий чай и созерцала кафельный фартук над плитой, на котором были изображены морские звезды, ракушки на фоне песчаного пляжа, на который накатила волна.
Мысли словно смывало ей, и я решила, что пора идти спать. И это даже удалось. Только привиделась такая муть…
Словно я повисла на часовой башне. Схватилась руками за громадную минутную стрелку, что начала переползать с шестерки на семерку, и пыталась заставить ее замереть под тяжестью моего веса.
А внизу – брусчатка, только лететь до нее этажей десять, не меньше. И руки затекли неимоверно. Так, что я не чувствую пальцев и понимаю: еще немного – и сорвусь. Разобьюсь. А долбаные часики тикают, и не думая останавливаться.
И тут мои ладони разжались, и я полетела навстречу земле…
Проснулась я от собственного крика, в холодном поту, чувствуя, как изнутри вымораживает страхом. Слишком реалистичной была картина падения. Сердце стучало в груди как заполошное, так, словно упорно пыталось достучаться. До разума ли, до души или до инсульта…
Как показала практика, до Юрика было ближе всего. Приятель, видимо услышав мой крик в ночи, примчался на помощь.
– Рин?! – выдохнул он, держа сковородку на изготовку. Но когда друг увидел, что меня не убивают, не расчленяют, я не бьюсь в приступе эпилепсии и сижу на диване, выдохнул: – Ты меня напугала…
– И себя тоже, – призналась я, проводя пятерней по волосам. Судя по ощущениям, там были шикарные вороньи апартаменты типа «гнездо улучшенной планировки». – Кошмар приснился. Извини…
– А-а-а… – протянул Юрик. Я же морально приготовилась услышать дальше убийственное «ясно», которое хоронило любой разговор без шанса на воскрешение, когда приятель добавил: – Расскажешь, что стряслось?
Я закусила губу и отвела взгляд в сторону, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Чертово подсознание! Так наглядно продемонстрировало мне все мои страхи.
Одновременно захотелось и выговориться, и… побыть одной. Потому что я вдруг четко поняла: если скажу хоть слово – разревусь.
– Да ничего особенного, – я попыталась ответить как можно беспечнее.
Не знаю, поверил ли Юрик: он ничего на это не сказал, лишь вздохнул и, пожелав мне спокойного остатка ночи, утопал к себе. Но сковородку оставил. Видимо, чтоб мне сподручнее было отбиваться от кошмаров.
Но после такого пробуждения сон не шел ни в какую. А я лежала, таращилась совиными глазами в потолок и думала, думала, думала… Меня не страшило ни одно даже самое опасное журналистское расследование. Я смело писала на острые темы, не боясь принять ответственность за свои слова. Трезво понимая последствия…
А сейчас я боялась. Может, потому, что территория оказалась не моей. Это в журналистике я была в своей стихии. А что до личного… Бесплодие – страшный приговор. И вероятность того, что судьба вынесет мне его, была велика. А адвокат в белом халате, увы, не всесильна…
Слезы все же защипали глаза, и я, смахнув их рукой, встала. Так, надо отвлечься, иначе зарыдаю. Нужно задавить в себе эмоции. А лучше всего это получалось у меня, когда я с головой уходила в работу. Так что я достала ноутбук. Что там у нас с этим злополучным «Вечером в Неаполе»?
Поиски информации по картине вышли не особо удачными. Я прошерстила кучу искусствоведческих сайтов, но там лишь вскользь упоминалось о картине. Обычно авторы ограничивались упоминанием «холст, масло» и примерной датой создания. Некоторые расщедривались на уточнения в духе «скорее всего, написана в темных тонах», принадлежала роду Юсуповых, но, по официальной версии, сгорела в пожаре Октябрьской революции. А сейчас вот выясняется, что нет…
Увы, ни одного изображения этого произведения Брюллова не было, что, в принципе, неудивительно. Однако, по предположениям специалистов, эта картина – одна из первых, написанных творцом в подлинном ключе эпохи романтизма…
Романтизма… Я, вперившись в экран, раз за разом прочитывала это слово, словно поставила его на репит. Отчего-то оно не давало мне покоя и… «Даже диплом защищала по эпохе романтизма», – прозвучал в ушах голос реставратора.
В мозгу словно что-то перемкнуло. Свет озарения, снизошедшего на меня, кажется, залил собой всю кухню, преобразив
