хотелось оказаться в таком месте, где я хотел бы провести всю жизнь. Я решил стать актером и заниматься тем, что мне так нравится, работать с интересными историями и интересными людьми и, возможно, в этом преуспеть.
Если не идти на риск, то нечего и рассчитывать на удачу. Я использовал свой шанс. И мне повезло.
Детские игры
Я представляю себе монтаж фильма. Фоном звучит музыка какой-то «длинноволосой» группы из 80-х. Сначала крупный план: я на операционном столе. Далее серия коротких кадров: доктор Теодор и его «команда мечты» копаются в моем позвоночнике, ассистентка вкладывает в руку врача инструмент, а медсестра вытирает пот у него со лба; взмах скальпеля; кровь и спинномозговая жидкость брызгают ему на маску и защитные очки. Потом наезд камерой: я после операции слышу новость — успех! Дальше в ускоренной съемке: я занимаюсь физиотерапией, одерживая победу за победой — хожу на тренажере с поручнями, потом без поручней, быстро набираюсь сил и вот уже бегу себе по пляжу. Под музыку в духе Рокки я, полностью здоровый, захожу к себе домой через парадную дверь, где меня приветствует любящая семья и Гас, чудо-пес, виляющий хвостом.
Но нет. Ничего подобного не случилось.
Мой первый сеанс физиотерапии: я учусь кое-чему новенькому — пользоваться ходунками. Это настоящее сражение, и ходунки побеждают. Верхняя часть моего тела толкает их вперед с большей скоростью, чем могут поддер-живать мои лишенные чувствительности ноги. Все закан-чивается тем, что я зависаю в позе планки и не могу подняться; такое ощущение, что мои ноги остались по одну сторону разводного моста, а руки — по другую.
В клинике Джона Хопкинса уникальные условия для реабилитации, в частности там имеется огромный спортивный зал со всевозможными снарядами и тренажерами: от мячей до устройств имитации ходьбы. Тут и брусья, и перекладины, и параллельные опоры. Держась одной рукой за ходунки, пока мои ноги безвольно болтаются сзади, я играю в подобие волейбола с моим физиотерапевтом Эриком. Хотя сам он очень спортивный и крепкий, мы сейчас совсем не напрягаемся. Мне удается возвращать ему мячи, отскакивающие от пола; ходунки нравятся мне гораздо больше, когда с ними не надо ходить. Пока мы перебрасываемся мячом, они просто служат мне опорой.
В разгар игры в зал входит доктор Теодор. Понаблюдав за моими пасами, он восклицает: «Карч Кирай!» — так зовут знаменитого волейболиста. Обрадованный, я тянусь за следующим мячом и едва не переваливаюсь через ходунки.
Столько усилий ради самого простого действия! Доктор Теодор хочет посмотреть, как я упражняюсь; к нему присоединяется еще один коллега, и вдвоем они наблюдают, как под руководством Эрика я проделываю серию упражнений на мышцы корпуса, тесты на равновесие и подъемы по ступенькам с поручнями, требующие обычной координации. Детские шажки. В конце занятия мы выходим в коридор длиной с половину футбольного поля. Под присмотромЭрика я, шатаясь, кое-как добредаю до конца коридора и возвращаюсь назад, все с помощью ходунков. Проблема в том, что ноги за мной не успевают.
«Держись внутри ходунков», — постоянно напоминают мне все вокруг, но болезнь Паркинсона прогрессирует, и мой мозг постоянно спорит с телом. Вряд ли тут можно что-то исправить. И это самое обидное. Каждое движение, каждый импульс, все, для чего требуются обычные рефлексы, превращаются в переговоры между Дональдом Трампом и Нэнси Пелоси (нет смысла вам говорить, кто тут мозг).
Утро выдалось нелегким, настоящее испытание моих сил и выносливости. Я ощущаю напряжение в каждой мышце тела. Судя по реакции врача, Эрика и прочих, я превзошел все их ожидания. Реабилитация в центре Джона Хопкинса проходит успешно, и мне предстоит продолжить ее в следующем месяце уже с другими специа-листами дома, в Нью-Йорке.
Трудотерапия
— Давайте поучимся тому, как безопасно выдвигать ящик, — предлагает мой трудотерапевт.
У нас сегодня первое занятие, и я здесь, чтобы поработать над другой стороной моей реабилитации. Стоя внутри рамы ходунков, я, не сдержавшись, интересуюсь:
— Для этого действительно нужна отдельная тренировка?
Закончив реабилитацию в госпитале Джона Хопкинса, я теперь должен учиться куче банальных повседневных вещей, в частности из сферы домашнего хозяйства: как загружать посудомоечную машину, как вынимать постиранное белье или правильно выставлять температуру на духовке. Трейси это кажется смехотворным.
— Он все равно никогда этим не занимается, — хохочет она. — Проще сфотографировать Снежного человека, чем Майка, загружающего посудомойку.
На первые несколько занятий Трейси ходит вместе со мной, и Сэм присоединяется тоже. Скайлер вернулась в Нью-Йорк на работу, и мой сын прилетел в Мэриленд ей на смену. Сначала планировалось, что он проведает меня в конце недели, но Сэм передвинул дату прилета, когда Трейси и Скай рассказали ему про мои приключения после операции. К моменту, когда он приехал, я вернулся в здравый рассудок и теперь собираюсь привести в порядок и тело.
Я не мог себе представить масштабов умственного утомления и раздражения от занятий трудотерапией. Правда в том, что обращение с обычными предметами — исполнение ритуалов одевания и раздевания, натягивание носков, доставание банок с полки с помощью специальной «хваталки», — затрудняется скорее симптомами болезни Паркинсона, чем последствиями операции.
Хотя Сэм присутствовал на утренней тренировке, где я впервые пытался ходить — а он тем временем смешил меня, мешая тем самым прорываться раздражению, — на трудотерапии вечером он становится активным участникомзанятий. После носков и ящиков мы переходим к упражнениям на координацию и рефлексы. Мы используем «Крота в норе», разные карточки и настольные игры. Сандра, мой трудотерапевт, спрашивает, играл ли я в боулинг на приставке. Я отвечаю, что уже не помню. Сэм меня поправляет:
— Да, мы подарили ее пару лет назад бабушке на Рождество. И пару раз играли вместе.
— И как, у меня получалось?
— Нет, — отвечает Сэм. — Играл ты отвратно.
И вот мы сражаемся с Сэмом. Уговор таков: побеждает тот, кто выиграет две партии из трех. Но третьей и не понадобилось: он наголову меня разгромил.
— Вообще-то, с учетом ситуации, это совершенно нечестно, потому что борьба неравная, — жалуюсь я, возвращая свой виртуальный шар для боулинга на виртуальную стойку.
Сэм кивает:
— Ты совершенно прав, Папс. Я выше тебя.
Таким образом мой сын легко обходит суровую правду: играл я как слепая утка. Мало того, я никак не могу
