полюбить.
— Ох, а вот и она! — начинает суетиться кошачий человек. — Скорее, дай мне ведро, чтобы она подумала…
Нам навстречу идёт невысокая, но крепко сбитая девушка. Вот уж кто мог бы донести два ведра от колодца и даже не запыхаться. На широких скулах горит румянец, карие глаза блестят. Брови и волосы у неё очень светлые, почти белые, нос остренький. Но в первую очередь взгляд падает на её большие округлые уши, расставленные в стороны и покрытые светлым пухом, которыми она ещё и машет, отгоняя назойливую мошку.
— Эх, ты, — обращается она к Альдо, презрительно щурясь. — Тоже мне, помощничек!
Затем Сирса без особых усилий берёт своё ведро и отправляется поливать деревья.
— Ты видел, видел? — тает мой спутник, вновь выписывая в воздухе лапами круги. — Какая девушка!
— Эт-то ещё что? — раздаётся за нашими спинами громкий рык Дугальда. — Альдо, я кому сказал собирать яблоки?
— Но я!… — мямлит тот.
— Занимайся тем, что у тебя хорошо получается! Ты лучше всех карабкаешься по деревьям, так что вперёд!
Альдо испаряется так быстро, что я даже не успеваю заметить, куда.
— А ты чего встал? — Дугальд сурово глядит на меня. — Гляди, какие деревья не политы, и поливай.
Я успеваю полить целых четыре дерева, когда этот изверг вновь торопливо проходит мимо меня.
— Да что же ты делаешь, горе луковое, — возмущается он, останавливаясь и воздевая руки. — По два ведра на каждое. Ты думаешь, деревьям будет польза от горсточки воды?
Я вздыхаю, опустошаю ведро под какой-то вишней и вновь иду к колодцу.
Мне удаётся осчастливить ещё три дерева, а после этого я начинаю чувствовать, что заслужил перерыв, праздничные дни и торжественные проводы на покой. Я оглядываюсь в поисках укромного местечка, где усталый работник мог бы скрыться от бдительного глаза надсмотрщика.
Просто удивительно, как Дугальд всё успевает. Он носится между овощными грядками, фруктовым садом и пасекой, не выпуская из рук лопату, что придаёт ему веса. Держит под надзором всё, что происходит, кого-то хвалит, кого-то подгоняет, кому-то показывает, как действовать. Между тем — я лично видел — он успел ещё самостоятельно вскопать здоровенный участок под новые грядки. Мне кажется, что он мог бы даже работать один и прекрасно справляться.
Я направляюсь вглубь сада, подальше от остальных работников, и уже было нахожу подходящее местечко у старой яблони, как слышу голоса с другой стороны ствола:
— Ну же, Неро, попробуй ещё раз!
— Ох, учитель Марлин, не выйдет!
Услышав знакомое имя, я настораживаюсь, поднимаюсь с земли и обхожу яблоню. Она так стара, что ствол её раскололся и был стянут ремнями, трещину чем-то смазали. Но всё-таки, видимо, из-за повреждения яблоня начала усыхать. Очень жалко такое дерево. По ширине, пожалуй, оно не уступает дубу на площади, потому-то я и не заметил стоящих за ним людей, пока они не заговорили.
Я вижу двоих. Один худенький и длинный, со светлыми негустыми волосами, свисающими на плечи. Выглядят они неопрятно. У этого человека длинный нос, длинные тонкие руки и ноги, совсем незаметные брови и неожиданно яркие голубые глаза.
Второй постарше, возрастом с виду как мой отец. Упругие тёмные кудри, посеребрённые сединой, спускаются до самой поясницы. Он тоже высокий, но в отличие от своего товарища выглядит крепким. На крупном носу с горбинкой сидят большие круглые очки, закрывающие чуть ли не половину лица. У них толстая оправа, похожая на бронзовую, и зелёные стёкла.
— Добрый день! — здороваюсь я.
— Приветствую, юноша! — оживляется тот, что старше. — Подойди-ка ближе, сейчас ты станешь очевидцем невероятно потрясающего зрелища! Неро, действуй!
И он воздевает руки к небу, широко улыбаясь.
— Ну я прямо даже и не знаю… — мямлит худенький.
— Ты сможешь! — восклицает учитель Марлин, упирая одну руку в бок, а второй указывая на Неро.
— Ла-адно, — блеет худенький, набирает побольше воздуха и выпаливает: — Я положу носок в карман, ствол, а ну-ка живо целым стань!
С яблоней ничего не происходит, но из кармана горе-колдуна немедленно свисает длинный грязный коричневый носок с явственной дырой на пятке.
Неро заливается краской, приподнимает штанины брюк — левого носка нет на месте. Бедняга краснеет ещё сильнее и убегает за яблоню, чтобы надеть носок обратно.
— О-хо-хо, — Марлин демонстративно берётся за голову и покачивает ею. — Ну а ты, юноша, может, тоже имеешь колдовской дар?
— Нет, — отвечаю я, — но у меня есть друг с таким даром.
— Может, мне стоит взять его в ученики, — колдун задумчиво почёсывает плохо выбритый подбородок.
В это время из-за яблони выползает Неро, как побитый пёс.
— Эх, ладно, Неро! — взмахивает руками Марлин. — Смотри и учись. Здесь главное — уметь сочинять стихи!
Он подходит ближе к яблоне, кладёт руки на ствол и произносит:
— Звёзды падают в ночи,
древо, рану залечи,
чтобы приносить плоды
цвета утренней звезды!
На наших глазах трещина затягивается, половинки ствола со скрипом прилепляются друг к другу, ослабевшие ремни сползают вниз. Засохшие ветви сперва становятся живыми, наполненными влагой, затем на них появляются листья, распускаются и опадают цветы, и вот уже тяжёлые светло-жёлтые плоды обсыпают ветки, пригибая их к земле.
— Вот и всё! — довольно потирает руки колдун, блестя очками. — Неро, сообщи-ка Дугальду, что дерево в порядке. А мне нужно вернуться на Холм и поразмыслить, как бы избежать возможного ночного падения звёзд.
— Подождите, — прошу я. — Мы с другом хотели вас отыскать, чтобы поговорить о Теодоре.
— О ком? — тёмные густые брови Марлина взлетают над зелёными стёклами. — Ах, этот неудачник… а зачем он вам? Такой унылый человек.
Тут мой собеседник горбится, опускает уголки рта вниз, прижимает голову к правому плечу и принимается приплясывать на полусогнутых ногах. Руки его при этом болтаются, как плети.
— Бе-бе-бе, — говорит он, оттопыривая нижнюю губу. — Ме-е-е.
Я беспокоюсь и чувствую, что сейчас был бы рад даже появлению Дугальда.
— Ну вот, — произносит Марлин уже нормальным голосом, выпрямляясь. — Как-то так и выглядит Теодор. И сдался он тебе?
— О боги, — говорю я. — Я-то был бы рад никогда его не встречать. Но он нужен моему другу, кстати, я только сейчас задумался, и зачем бы. А ради друга на что только не пойдёшь.
— Ну что ж, — колдун накручивает прядь-пружинку на палец, — сейчас я спешу, но вечером мы можем увидеться на площади. Вы же с товарищем не собираетесь уезжать в ближайшее время?
Не дожидаясь ответа, он громко смеётся, разворачивается и уходит. А я хочу немедленно рассказать об этой встрече Гилберту, только прежде него натыкаюсь на Дугальда, и мне приходится полить ещё два дерева, прежде чем этот жестокий человек объявляет,
