все то, что со мной сегодня происходило. И поэтому я не хочу показываться им на глаза. Хотя бы не в этот вечер!
Нет сил даже рисовать. Я просто лежу на своей кровати и снова и снова прокручиваю в голове воспоминания: слишком прекрасные, чтобы быть реальными. Как Яр прижался ко мне всем телом, как мы были соединены так тесно, что я ощущала его частью себя, как он на руках вынес меня из душа, уложил на диван, а сам опустился между моих раздвинутых ног и ласкал языком до тех пор, пока я не кончила, как я сидела потом у него на коленях и целовала его плечо. Просто потому что мне хотелось.
А затем Яр вернул меня обратно в студию и уехал. Он и так сильно опоздал, ведь собирался быть в офисе к трем. А я бродила из угла в угол, счастливо улыбаясь, пока не наткнулась на зеркало, в котором отразилась девушка с сумасшедше блестящими глазами, спутанными волосами и алыми припухшими губами. И я нарисовала эту девушку, стремительными и резкими мазками, сразу в цвете, и едва успела закончить до того, как водитель позвонил, что уже ждет меня.
Эта работа тоже будет в моем портфолио. И если бы я хотела ее как-то назвать, я бы назвала «Счастье». И вообще все, что со мной сегодня происходило, это счастье. Счастье любить и чувствовать ответное желание, счастье заниматься любимым делом…
«Я могла бы так прожить всю жизнь», – вдруг понимаю я, разглядывая белоснежный, с едва заметным пятном от перламутрово-розовой краски, потолок. – «Целоваться с Яром, рисовать, а потом снова целоваться с Яром. Жаль, что…»
Я резко обрываю себя на этой мысли, потому что об этом я думать не буду. Просто не буду и все. Я засыпаю очень крепко, без снов, и встаю с первыми рассветными лучами – бодрая и отдохнувшая. Восемь дней до собеседования, двенадцать – до возвращения Лели. У меня еще очень много времени. Целая сокровищница, полная чарующих часов, сверкающих минут и драгоценных секунд. И я хочу насладиться каждой из них!
Всю первую половину дня я провожу одна в художественной студии. Пью кофе с булочками, купленными в кофейне на первом этаже, прорабатываю цветовые пятна на портрете Яра (те, в которых точно уверена) и вношу финальные штрихи во вчерашний автопортрет. Потом сижу на подоконнике, глядя на весенний город, и думаю, что пейзаж у меня бы тоже отлично получился. Яр сегодня весь день будет на работе, поэтому я могу…
Но в этот момент в дверь стучат. И мое сердце сразу обрывается, падая куда-то вниз и захлебываясь надеждой.
Я соскакиваю с подоконника, поворачиваю ключ в двери, и… о господи, да. Это он.
Я бросаюсь ему на шею, жадно дыша его запахом. Сразу нахожу губами губы, целую, а Яр глухо стонет и делает шаг вперед, закрывая за собой дверь.
– Ты же на работе должен быть, – шепчу я и не могу сдержать счастливой улыбки.
– Я соскучился, – хрипло отвечает Яр и так крепко обнимает меня, что дыхание перехватывает. – С ума сходил.
– А работа?
– Потом? Никогда? Не знаю. Я разберусь, Нют.
Я хочу предложить ему продолжить работу над портретом, раз он приехал, хочу позвать его на кофе, хочу просто поговорить с ним, но как-то само собой так получается, что мы опять целуемся, а потом я оказываюсь сидящей на столе – как в тот раз! – только теперь на мне нет ничего ниже пояса, а между моих ног стоит Яр, возбужденный до такой степени, что его синие глаза становятся почти черными.
– Не больно?
– Нет, нет, – я выгибаюсь ему навстречу. – Я хочу… пожалуйста!
У нас каждая минута на счету, не будем их терять понапрасну. У этого дня и без того осталось не слишком много мгновений.
Но мы все равно волшебным образом все успеваем: и кончить (сначала я, потом он), и посидеть, обнявшись, и поработать над портретом (бесстыдный Яр позирует мне абсолютно обнаженным, и мне стоит огромного труда сосредоточиться!), и даже погулять по весенним улицам.
Мы идем друг возле друга, даже за руки не держимся, и просто разговариваем. Как давно я ни с кем так легко и так открыто не говорила? Очень давно. Может быть, даже… никогда?
– У меня хорошие родители, ты не думай, – объясняю я, когда мы вдруг поднимаем тему семьи. – Они всегда все для меня делали: оплачивали мои уроки живописи, оплачивали английский, оплачивали все нужные мне материалы, даже самые дорогие. И вот в Лондон, когда я захотела, тоже согласились. Сказали, что оплатят и жилье, и дорогу, если я поступлю. Просто… просто я их разочаровала, наверное, понимаешь? Я не получила степень МБА, не умею вести себя правильно на всех этих приемах, не выгляжу так, как надо в наших кругах, не интересуюсь семейным бизнесом. Я не…
– Ты не она, в общем, – резко говорит Яр, когда я неловко умолкаю, не договорив. – Но тебе и не нужно быть такой, как сестра. Ты прекрасная, умная и талантливая. Они должны гордиться тобой.
– Им нужно другое, – невесело улыбаюсь я. – Зато, наверное, твой отец должен быть без ума от тебя. Ты достойный наследник вашей корпорации. Не всем, как видишь, так везет.
Яр моментально мрачнеет. На его скулах вздуваются желваки. Видно, что он не хочет поднимать эту тему, но потом все же тяжело роняет:
– Все гораздо сложнее, Нют.
– Расскажи, – предлагаю я осторожно, готовая к отказу, но Яр кивает:
– Знаешь, – начинает он через паузу, – мой отец – гениальный бизнесмен. Он всю жизнь вкладывается по максимуму в работу и от меня ждет того же. Сразу после школы я стал работать в корпорации. Обучался по ходу, брал нужные курсы онлайн или с частными преподавателями. Начинал с самых низов, даже полгода на производстве впахивал. И мне просто платили зарплату, как обычному рабочему – никаких привилегий. Отец говорил, что если я получу все сразу, если приду на готовенькое, то я не буду это ценить. И он прав, конечно, но… Но уровень требований ко мне постоянно растет. И не только относительно профессиональных качеств. К примеру, мне пришлось полностью сменить свой стиль одежды на
