То есть… какого хрена, Изон?
– Я сам не знаю, – отрезал он. – Зато я знаю, что в течение трех месяцев, когда мой лучший друг давал мне советы по поводу моего неудачного брака, он также за моей спиной говорил моей жене, что любит ее.
Эти слова вонзили кинжал прямо в мое сердце. Ноги стали ватными, я ударилась икрами о диван, и мне пришлось сесть.
– О-он любил ее?
Он издал громкий стон.
– Я должен уехать отсюда. Я не могу здесь находиться.
Я подняла голову. На меня накатила волна беспокойства, которая не имела ничего общего с мужем-изменщиком.
– Куда ты?
– Куда угодно. – Он раскинул руки. – Не могу быть здесь. В его доме. На его дворе. Я не могу спать под его крышей, не задаваясь вопросом: трахал ли он когда-нибудь мою жену прямо в этой кровати? – Он подался вперед, чтобы взять телефон, но я убрала руку.
– Нет, я хочу увидеть все.
– Тебе не стоит читать это дерьмо, Бри. Поверь мне на слово. Ты знаешь достаточно.
Но он ошибался.
– Нет. Ты можешь идти, побыть наедине с собой, делать что угодно. Но мне нужно прочитать каждое слово вдоль и поперек, снова и снова, пока что-то наконец не заставит меня понять, как они могли так поступить со мной – с нами.
Его челюсть задрожала.
– Это не уменьшит боль.
– Да, но уехать отсюда тоже не поможет, а я, как видишь, не пытаюсь тебя остановить.
Он долго смотрел на меня, но, в конце концов, выдохнул.
– Пароль – девятнадцать девяносто два.
Боже мой. Какого хрена, Роб?
Кровь отхлынула от моего лица.
– Да, – фыркнул Изон. – Видимо, фургон был не единственным общим, что у нас было. – Опустив голову и отвернувшись, он добавил: – Я дам тебе знать, где мы.
Я кивнула, но мое и без того разбитое сердце раскололось на миллионы осколков, когда я смотрела, как он уходит. Точь-в-точь как в моем сне. Он уходил, и я не могла его остановить.
В ту ночь я так и не уснула. Первое, что я сделала – это сняла все белье с кровати, запихнула простыни и одеяла в мусорный мешок и выбросила в окно. Это было чересчур драматично, ведь я могла просто вынести их и положить в мусорные баки, но стучать кулаком по его пустой стороне кровати оказалось приятно. Я подумывала о том, чтобы кинуть туда же свое свадебное и обручальное кольца, но у меня все-таки были дети, которым они однажды могли понадобиться, поэтому положила их в сейф, надеясь, что стукнула ими достаточно сильно, чтобы они разбились вдребезги – точно так же, как и наши клятвы.
Устроившись в гостевой комнате, я перечитала каждое сообщение по меньшей мере дюжину раз. Издеваясь над собой, я увеличивала каждую фотографию, запоминая каждую деталь. Когда я изучила их до мельчайших подробностей, позвонила руководителю ИТ‐отдела «Призм» в пять утра и запросила запись всех сообщений и детализацию звонков Роба с рабочего телефона. Я запросила то же самое у нашего оператора сотовой связи, как только открылись их офисы, но на этом мои поиски не закончились.
Потеряв Роба, я воспользовалась старой резервной копией его облачного хранилища, чтобы скачать содержимое его личного телефона и не потерять те фотографии, которые он сделал за все эти годы. Я провела так много душераздирающих ночей, просматривая его снимки и вспоминая прошлое. Там не было ни одной обнаженной фотографии Джессики, тем не менее ее было достаточно много в его альбомах. В то время я не придала этому особого значения. Мы часто заставляли Роба или Изона фотографировать нас, когда встречались вчетвером. Однако теперь, когда мои глаза открылись, мне предстояло углубиться в них снова.
Наступило утро понедельника, и, проснувшись, дети сразу спросили об Изоне и о Луне. Мне нечего было им сказать. Вскоре после полуночи он прислал мне эсэмэс с каким-то адресом в Теннесси, но не сообщил никаких подробностей насчет того, когда они собираются вернуться. Это задело меня очень сильно. Нам с Изоном не были чужды эмоциональные потрясения, но в этот раз он хотел справиться со всем в одиночку.
Я же мечтала, что он войдет на кухню, улыбаясь и держа Луну на руках, и скажет мне, что все будет хорошо. Потому что каким-то невероятным образом, когда я была с Изоном, все было хорошо. И да, я понимала, как эгоистично это звучит, но это не могло изменить того факта, что я уже безумно по нему скучала.
Я позвонила на работу и сообщила, что меня не будет в офисе несколько дней. Поскольку аудит налоговой службы был в самом разгаре, а «Призм» готовилась к выпуску новой осенней линейки, это было неподходящее время для выходных. С другой стороны, было ли когда-либо подходящее время, чтобы узнать, что ваш покойный муж был влюблен в вашу покойную лучшую подругу?
Отчаянно нуждаясь в разрядке, я повела детей в парк, затем – за замороженным йогуртом, а потом – в торговый центр кататься на каруселях. Я была ужасно измотана, но находиться рядом с детьми – единственное, что притупляло боль в моей разбитой душе. По возвращении дом встретил нас убийственной тишиной. Ни сладкого хихиканья Луны, ни раскатистого смеха Изона.
Его не было рядом, чтобы спросить, как прошел мой день. Независимо от ответа его широкая улыбка всегда давала мне понять, что все будет хорошо. Он не был тем, кто просто сидит и болтает, – истории, которые он рассказывал с большим энтузиазмом, заставляли воспринимать жизнь легче.
Честно говоря, ему даже не нужно было ничего говорить. Просто знать, что Изон был там, в домике у бассейна, и работал над своей музыкой, было приятно. Это дарило мне покой, который я не ожидала обрести снова.
Моя обида причиняла мне боль, но именно обида за Изона заставляла меня ненавидеть Роба и Джессику еще больше.
Не в силах больше держать глаза открытыми, я заснула вскоре после того, как уложила детей, но через несколько часов вновь проснулась. Я усыпала пол спальни тоннами добытых распечаток. Это был утомительный процесс: сопоставлять временные рамки, сравнивать с собственными сообщениями, чтобы выяснить, что, по его словам, он делал, пока был с ней, а затем возвращаться к телефону и искать, были ли там какие-то снимки, сделанные в те дни. И о чем мы с Джессикой говорили в то время, пока они проворачивали все это за моей спиной? Я пыталась мысленно сложить пазл, для которого у меня в наличии было всего около половины
