Книга Последний обоз - Анна Соло

их нагнали четверо. Стрелок успел кому-то подпортить шкуру, но потом был пойман и, судя по всему, изрядно бит. И всё же его унесли с собой. Его спутнику повезло меньше, вон он, в кустах, с пробитой башкой и уже без сапог. И мешок наш, конечно, тоже утащили. Чем дальше, тем меньше мне всё это нравится. Ходу, Нарок, ходу.

По лошадиной стёжке двигаться было не в пример легче, и Торвин перешла на бег. Вскоре, резко остановившись, она обернулась к Нароку и спросила:

— Чуешь?

— Вроде, горит где-то, — неуверенно отозвался тот.

— Скорее! — и Торвин со всех ног рванула по конскому следу.

Стёжка вывела их к Торговой тропе чуть повыше Коштырей. Из-за холма, скрывавшего теперь кабак, поднимался столб чёрного дыма. Ругнувшись по-поморийски, Торвин устремилась вперёд. Уже на подходе стало ясно, что они опоздали: хутор горел, как факел, осыпая окрестности искрами. Какой-то народ бодро таскал воду из ближайшего ручья, поливая тлеющую траву вокруг.

— Что случилось, уважаемые? — окликнула их Торвин.

На неё только руками замахали:

— Вестимо что: пожар!

И только одна старушка, из-за ветхости не участвовавшая в общей суете, сказала, покачав головой:

— Ах, господа патрульные, что на свете-то деется! Это сам Маэль Груздевых работничков покарал. Совсем изракшасились, гадьё бессовестное: девчонку приволокли в кабак, связанную, всю избитую в кровь… Одета-то она была мальчишкой, но когда её с коня сволокли, шапчонка свалилась, а из-под ней — коса.

— Баба Клаша, то была ракшица, а вовсе не девка, — вставил парень, пробегавший мимо с полным ведром.

— Какое там, — вздохнула бабка, — Обычная девка, только не лесная, а, видать, из полян. Едва наши засранцы её затащили в кабак, прискакали ейные дружки, все на хороших лошадях, да с луками. Такой погром учинили — жуть! Кто был внутри, тех перебили, как гусей, девку свою забрали, да ещё целый мешок добра уволокли. А потом дверь подоткнули и запалили, поганцы, избу. А ведь сушь-то какая стоит! Пойдёт огонь по лесу — быть беде!

Сообразив, что дальше бабка начнёт рассказывать совсем не о том, что ей интересно, Торвин поспешила направить беседу в нужное русло:

— Баба Клаша, а куда поджигатели подевались после?

— Повскакивали на коней — и погнали, лихоимцы проклятые, в Пустые Холмы. Вооон туда!

— Благодарствую, — бросила ей Торвин уже на бегу.

Три лошади поджигателей были подкованы и двигались друг за другом гуськом, так что найти их след не составило труда. Торвин побежала вдоль протоптанной ими тропинки неторопливой и ровной волчьей рысью: между холмами, затем вверх, вниз, и снова вверх… Нарок взмок, запыхался, устал, как собака, и уже задумывался над тем, очень ли позорно будет попросить Торвин сбавить ход, или лучше просто молча немного поотстать. Вдруг Торвин замерла на месте и вскинула руку. Нарок тут же остановился и уперся ладонями в колени, с трудом переводя дух. "Не пыхти!" — шёпотом прикрикнула на него Торвин. Некоторое время она внимательно вслушивалась в вечернюю тишину, потом знаком приказала напарнику оставаться на месте, а сама сперва на четвереньках, затем и вовсе ползком поднялась на вершину холма. Там она быстро осмотрелась по сторонам, встала на ноги и, стукнув кулаком по ладони, раздосадованно воскликнула: "Ящер задери, опять опоздали!"

Они все были тут, в заросшей чахлым ольховником лощинке между холмами: трое парней и худенькая девушка в зелёном мужском полукафтане. Их лошади спокойно паслись на отдалённом склоне. Издалека можно было подумать, что люди просто легли отдохнуть, притомившись в пути. Вот только никто не сторожил лагерь, и вместо костра посреди него лежал пустой мешок да серой змеёй вилась по траве размотанная полуштука некрашеного полотна.

— О Маэль, — прошептал Нарок, выглянув из-за плеча Торвин, — Как мы его теперь поймаем?

— На живца, — хмуро ответила Торвин, — Сейчас нежить нажрался и спит где-нибудь поблизости, но вскоре он снова проголодается. И попрётся на охоту по ближайшим хуторам. А виноваты в этом будем мы с тобой. Вернее, я, потому что во-первых, позволила Добрыне приволочь мертвяка в обжитые места, а во-вторых, оставила возок без надзора. И я намерена как можно скорее исправить свой промах.

Выбрав засохшую на корню ольху, Торвин срезала с неё пару подходящих веток, одну из которых расщепила пополам, а другую грубо обтесала в виде четырёхгранного веретёнца. В каждой половинке на гладкой стороне она проковыряла по небольшой выемке, и к одной из них прорезала небольшой треугольный расщеп. Надёргав сухой травы, дощечку с расщепом Торвин положила на неё сверху, прижала ногой, вставила "веретёнце" в выемку, а потом взяла лук. Тетивой она обернула своё "веретёнце" посередине, а верхний его конец накрыла второй половинкой ветки, тоже вставив его в выемку. И начала водить луком взад-вперёд, словно смычком, вращая "веретено" меж двух дощечек. Довольно скоро из расщепа потянулся первый дымок.

— Ух ты, — сказал Нарок, — здорово. А у нас пруток просто между ладонями трут.

— Растопку тащи, — отозвалась Торвин, не прекращая работы, — И приготовь место под костёр.

Вот так получилось, что вместо гостеприимного дома дядьки Зуя Торвин с Нароком коротали ночь у костра в Пустых Холмах. На самом деле, Холмы оказались не такими уж и пустыми: в ольховнике перекликались ночные птицы, а возле тел убитых нежитем людей слышалась оживлённая звериная возня. Торвин молча вытёсывала из свежесрезанной толстой тычки что-то вроде копья, только наконечник у него был раздвоенный, широкой вилкой.

— Это зачем? — тихо спросил Нарок, — На ухват похоже.

Его собственное точно такое же двурогое копьецо было уже готово, заточено и для прочности обожжено на костре.

— Это и есть ухват. Из нашей прошлой стычки с нежитем я поняла, что сражаться с ним не нужно. Мы пойдём другим путём: я постараюсь зацепить его за шею и прижать к земле, а ты руби на куски, и кидай в костёр. Только руками ничего не трогай, работай тычкой. Прижал — отрубил — в костёр. Понял?

— Угу. А почему ты так уверена, что он придёт? Вдруг ему вздумается сразу пойти по хуторам?

— Едва ли он способен соображать, как человек. Добрыня говорил, им сейчас движет только голод. А это значит, что он непременно притащится на запах живой силы, — сказала Торвин, — Вот он, слышишь?

Лошади на склоне холма внезапно всполошились и ускакали прочь, птицы в дальнем ольховнике испуганно притихли. Охота на нежитя началась.

Патрульные вернулись на Зуеву горку только под утро, потные, грязные, перемазанные сажей, дико уставшие, но выполнившие задуманное сполна. Не та, правда, это была победа, о каких со смаком рассказывают в кабачке за кружечкой пива. Просто работа, тяжёлая, мерзкая,