Книга Ведьмин смех - Лили Мокашь

– Я… я захотела этот номер, сама не знаю почему… Все было хорошо, я налила себе полное джакузи воды, но как только я удобно в нем устроилась, по воде пошла рябь, она помутнела и стала красной. Запахло железом, и я поняла, что лежу в полной ванне чужой крови. Какое-то чертово «Сияние»[11]! – По изначально белому халату расплывались красноватые пятна, становясь розовыми.

Я все понял и бросился за голубым чемоданчиком, на ходу отдавая инструкции:

– Не двигайся! Ничего не делай!

– Я выскочила из джакузи, – продолжила моя подопечная, когда я вернулся из соседней комнаты. – И увидела, как что-то внизу вытащило затычку. Из воды высунулась почерневшая женская рука. Проклятье, как это вообще возможно? И начала шарить по стенкам ванной. Она искала меня, я знаю это! Наверно, я еще в дороге настроилась на ее мысли, и они показались мне собственными… Меня заманивали в ловушку?

Среда принялся тереться о ноги Мириам, пытаясь защитить.

– Бери губочку и живо следуй за мной.

– Какую такую губочку? – искренне удивилась девушка, приподнимая бровь.

– Из голубого чемоданчика, ты еще смеялась над расцветкой этой губочки. Быстрее, нельзя терять время!

Я понесся по коридору, оглядываясь на Миру, ногой распахнул входную дверь.

Человек в пижаме и человек в халате в глубокой ночи пробежали несколько кварталов и свернули к пирсу, о который ударялся непокорный океан. Можно было бы подумать, что эти люди – участники флешмоба или эксцентричные актеры, но все было намного серьезнее, и далеко не так забавно.

Океан урчал, как будто у него были проблемы с желудком, он оставлял много пены, прогибаясь под весом гигантских волн. Мирины босые ноги утопали в песке, песок забился в мои тапочки, а мы все неслись к линии прибоя.

– На тебе проклятие! Его можно смыть только проточной водой и солью! В океане есть и то, и другое! Из-под крана не годится. Тебе нужно тщательно тереть себя губочкой. Я буду ждать на скамеечке, под вывеской с названием пляжа. Возвращайся, когда закончишь.

В черничных сумерках терялись еще более темные и густые тени от безмятежных пальм. Вот так получается – недавно номер был безопасен, а сегодня приютил и пригрел ужасное зло. Мириам вернулась минут через двадцать, тяжело дыша и дрожа всем телом в своем махровом – теперь уже розовом – халате.

– Этого точно достаточно? – Я слышал, как стучали ее зубы, и приобнял за плечи, пытаясь дать немного тепла. Она положила голову мне на плечо, ее мокрые волосы защекотали мне шею, но я не смел пошевелиться. На выложенной плиткой дорожке под скамейкой уже собралась лужа соленой воды. Я вспомнил, что когда она была маленькая, то верила, что если будет долго плакать, то сможет создать свое собственное соленое море и прятать его под кроватью, чтобы иногда ходить туда купаться… Особенно здорово будет холодной зимой, когда мороз рисует серебряные татуировки на окнах. Тогда ее озеро превратится в каток… Эта маленькая девочка все еще жила внутри взрослой Мириам, и я чувствовал, как бешено бились их сердца, разгоняя кровь по замерзающим рукам и ногам. Я вдохнул аромат ее волос, напоминающий о лугах и бескрайних просторах, к которому примешался свежий морской запах. Я сделал именно то, чего никогда не должен был, – привязался к своему подопечному. И я чувствовал, что вся окутывающая нас магия и романтика шоссе тут ни при чем.

– Да, на этот раз я уверен. Я не знаю, как мне извиниться перед тобой… Надо было самому проверить твой номер, я должен был знать…

– Не… не стоит.

Когда мы вернулись в отель, я отдал Мире и Среде свой номер, а сам, повинуясь странному позыву, снял комнату с привидением шотландца. Под одухотворенные трели, повествующие о лучших временах на вересковых пустошах, короле под холмом и горьком меде, я вышел в Интернет со своего телефона. Я узнал, что год назад в номере для новобрачных остановились рок-музыкант и его девушка, которой он сделал предложение. У них все было просто отлично, они не ссорились и даже вместе работали над какой-то песней. А потом в одну ночь камеры во всем отеле на целый час отключились, возлюбленная пропала, и полиция считала, что она так и не покинула здания. Вина ее жениха так и не была доказана, и его отпустили. Бедняжку до сих пор разыскивали, и мне оставалось лишь надеяться, что мы были единственными, кому она явилась в таком виде. На крови замешивали самые сильные чары, в них вплетали лютую ненависть и самые недобрые предзнаменования. Меня бросило в дрожь. Я взял свою серебряную монету, ловко подбросил и раскрутил на ладони. А потом отправился завершить дело: в тот день в мире стало на одно озлобленное привидение меньше. Убирая артефакт в голубой чемоданчик, я заметил, как знакомый мне жилец покачивает головой и кружится вокруг лампы, словно сбитый с толку светлячок.

– Эй, приятель, как насчет хороших анекдотов? Они бы мне сейчас не помешали.

– Да не вопрос! – бодро отозвался призрачный рыжий мужчина в клетчатом килте. – Заходят, значит, шотландец, англичанин и американец…

Старина Маккаффи превзошел сам себя, и я подумал, что смерть ему к лицу.

Утром я неловко постучал в номер Мириам, все еще испытывая чувство вины.

– Ну, все же обошлось, так что прекрати, – вместо приветствия возмутилась она. – Я в порядке и все еще хочу исполнить свою мечту.

«Мустанг» завелся, и мы поехали. Конец эпохи. Я остановился за несколько метров до заветного места, которое принимало в свои объятия и даровало желаемое.

– Мне нужно тебе кое в чем признаться до того, как я привезу тебя в долину исполнения желаний. Это самая трудная часть, и мне каждый раз больно рассказывать, как все обстоит на самом деле… Хотя ты, наверно, уже видела это в моих воспоминаниях… Мириам, ты умерла. Хотел бы я сделать столько, сколько ты, хотел бы я сделать больше, чем сделал… Мы не позволяем блуждать во тьме после смерти, но сопровождаем к вратам только избранных, мы оказываем честь, выполняя одну последнюю просьбу. Я не смогу вернуть тебе жизнь, если ты о ней попросишь, но некоторые решают стать Проводниками, – я произнес все это, не глядя ей в глаза. Я знал, что она не станет ударять меня в грудь, плакать или заикаться, как это часто и происходит, – многие не готовы смириться с собственной кончиной и перестают контролировать себя.

– Я вот что хотела спросить, – проговорила Мира, косясь на Среду, похрапывающего на коленях, – когда мы встретились и я кормила котов, я ведь уже была мертва? Поэтому Влад не слышал меня?

Лучше бы она возражала, кричала на меня. Это ее спокойствие разрывало душу. Я устал, чертовски устал…

– Обычные люди не могут тебя слышать и видеть. И да, мы познакомились уже после твоей смерти. Люди, которые умерли, но еще не шагнули за завесу, могут передвигать предметы. Проводники и новые души ходят по краю, для нас совершенно другие законы, не такие, как для живых или мертвых. По факту, мы и то, и другое. Я лишь чуть более жив, чем ты, но люди не запоминают меня и быстро забывают нашу встречу. То, что ты принесла котам корм, – неудивительно. Как ты уже поняла, звери существуют сразу в нескольких мирах одновременно. Для Среды ты не менее жива, чем год или десять лет назад.

– А та невеста, которая заманила меня в свой номер для молодоженов, – разве она могла навредить мне, если я даже не жива?

– Навредить можно всегда. Ей нужна была твоя бессмертная душа. Те, кто умер в горе, пытаются питаться чем-то светлым и добрым. Что же я за Проводник-то такой, раз допустил подобное?

– Не кори себя, – просто сказала Мириам.

Я кивнул и воздержался от ответных реплик.

Мы сидели в молчании добрых полчаса, отгороженные от мира оболочкой автомобиля. Закат рисовал на изгибах скал оранжевые и синие намеки на пейзажи далеких фантастических планет. За «Мустангом» по иссушенным многогранникам растрескавшейся почвы тянулись две колеи от колес, навевая ассоциации со следами от марсохода «Кьюриосити». Мы находились где-то на краю Долины Смерти, которая не просто так зовется долиной смерти. Именно о ней Псалом 22: «Если пройду я долиной смертной тени, то не убоюсь зла, потому что Ты со мной, Твой жезл и Твой посох, они успокаивают меня». В память о каждом, кого мы провожали на ту сторону, мы оставляли камешек, связывая его с бессмертной душой. А потом он полз по соляной пустыне, заставляя ученых со всего