Книга Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева

Затем прозорливый Амир, прошедший, по-видимому, хорошую личную подготовку в этом плане на время давней учебы в Европе, устроил своему подопечному знакомство с милой французской девушкой. Барбара, выдававшая себя за парикмахера-дизайнера, регулярно навещавшего усадьбу Бейлима с целью ухода за его бурной шевелюрой, оказалась прекрасной теннисисткой, а потом — и отличной любовницей. Не знал Бейлим, что специально нанятая в высоко-профессиональном бюро, юная проститутка получает от Амира регулярное жалование. Услуги подобного рода для высокой категории клиентов приносили приличные доходы, позволявшие Барбаре учиться в престижной художественной студии и оплачивать хорошенькую квартирку в северо-западном пригороде Парижа. Как девушка из солидной буржуазной семьи, серьезно относящаяся к своим обязательствам, Барбара уже восемь месяцев соблюдала данные Амиру обязательства — Бейлим стал единственным мужчиной в её весьма благопристойной жизни.

Барбаре исполнилось двадцать четыре, хотя она могла сойти и за шестнадцатилетнюю, особенно, когда носилась по корту в клешеной юбчонке, перехватив легкие светлые, старательно ухоженные волосы, пестрым жгутом. Загорелые ножки в белых носках, поминутно спадающая с худеньких плеч майка, одетая, естественно, на голое тело, мило сдвинутые на переносице густые бровки, сверкающие азартом голубые глаза — да, она была весьма пикантна! Особенно, когда проиграв, яростно колотила кулачками по широкой, играющей бронзовыми мускулами, груди Бейлима. Барби принадлежала к типу миниатюрных парижанок, и Его Высочеству доставляло огромное удовольствие уносить в охапке визжащую и отбрыкивающуюся добычу в прохладную спальню, чтобы с размаха забросить её на необъятную, послушно пружинящую тюфяками постель. Матрацы — из специально вычесанной шерсти молодых верблюдиц, однако, не казались Бейлиму идеальным местом для сексуальных упражнений. Повозившись с усердно сопротивляющейся Барби в атласных туфлях, он перебрасывал девушку на белый ковер, успев дернуть шнурок с треском обрушивающейся жалюзи. Бейлим знал, что пустынный газон за окнами — лишь обманчивая видимость. За кустами дежурят, не спуская бдительного ока со своего французского подопечного охранники. А заниматься любовью в компании даже пассивных наблюдателей, ему почему-то не доставляло удовольствия. В этом роде деятельности Бейлим проявлял завидный консерватизм.

До Парижа он был девственником, согрешив впервые на студенческой вечеринке, в полуподвале хозяйственной пристройки. Его первая девушка, рыженькая и носатая, чем-то напоминала Викторию, и потому не вызывала особого возбуждения. Но затянув восточного красавца под предлогом поиска вина в темный подвал, она применила всю свою опытность, оказавшуюся немалой, чтобы добиться взаимности.

Вино они нашли. Бейлим, ещё не знавший чувства настоящего опьянения, не предполагал, что может допустить в таком состоянии любую оплошность. И даже, по существу, быть изнасилованным какой-то тщедушной, неловкой блудницей. Об этом ему на следующее утро и поведал осведомленный о происшествии Амир.

— Уж если Вашему Высочеству понадобится женщина, то не стоит портить удовольствие от этого занятия торопливостью ни себе, ни ей!

— Ей, — Бейлим приподнялся на подушках, но тут же рухнул, сжимая руками трещавшую с похмелья голову. — Ей-то как раз, очень понравилось — гордо заметил он.

— В таком случае — это никудышная женщина или хорошая лгунья. Боюсь, что завтра о ваших похождениях в мусорном погребе будет знать весь Университет.

Амир не ошибся. История получения огласки с преувеличенной трактовкой неумелости и невинности восточного плейбоя. После этого на вилле появился присланный Хосейном «гарем», обучивший темпераментного юношу искусству любви и поднявшему планку его мастерства на приличествующую для наследника престола высоту. Барби достался опытный и изобретательный партнер. Вот только влюбляться он, по-видимому, не умел.

Втайне Барбара рассчитывала подвести принца под законный венец, приручив его сердце. Но шло время, а перспектива этой акции выглядела весьма сомнительно. Бейлим дарил девушке дорогие подарки, охотно проводил с ней время на корте и в постели, но никак не приручался.

— Почему ты не говоришь, что любишь меня? — отваживалась Барби задать решающий вопрос на самой вершине своего женского успеха, когда страсть делала юношу пылким и неутомимым.

— А чем мы сейчас занимаемся? Или у французов принято больше говорить, чем делать? — разыгрывал он непонимание.

— Ах, милый, любовь — это совсем, совсем другое — шептала она, давая понять, что полностью сражена этим чувством.

Но Бейлим лгал. Уже полгода он знал, что кроме телесных радостей может быть и иное удовольствие — более сладкое, мучительное и утонченное. Непременно тайное, трагическое. Тяга к невозможному, терзания безответственности, ревности, робкой надежды на взаимность, завершающие триумфом слияния… Вот это, наверно, и называлось любовью.

Началось все давно, ещё там на «земле предков». Ему не было и пятнадцати. Маловато для европейца, а здешние подростки из простолюдинов, бывает, уже имеют в этом возрасте детей, отведав не одну женщину.

Бейлим мысленно ещё считавший себя Максимом, рос на редкость красивым юношей. Ему доставляли странное удовольствие взгляды девушек и женщин, украдкой скользившие по нему, непонятным волнующим огоньком. Теоретически, конечно, понятным. Он давно уже имел представление о том, что и как происходит между мужчиной и женщиной, являясь свидетелем спаривания лошадей и пройдя основательно подготовку в рамках программы «антиспид». Это волновало, заставляя по-новому ощущать свое тело и требуя воплощения смутных грез.

С того момента, как Максим увидел телевизионное шоу «Маг и его Мечта», героиня Пигмара Шоне, а также миллионов зрителей, стала и его мечтой. Рождающаяся из плавленного золота солнечных лучей, витающая в воздухе юная фея являлась воплощением любви, о ней хотелось грезить наяву и во сне, но её можно было и обнимать, подняв на руки и прижав к груди, как это делал Маг… Неизвестно почему, но зрелище лунного вальсирования над спящим городом, волновало Максима больше, чем кое-какие эротические ленты, тайком просмотренные на «видаке». Максим записал шоу на пленку и не уставая смотрел его, придумывая разные соблазнительные сюжеты по собственному сценарию общения с Мечтой. Антония Браун вошла в его жизнь стопками журналов, фотографиями, отпечатанными на календарях, сумках и даже майках и дюжиной кассет, переснятых с экрана телевизора. Он знал из светской хроники разные версии её романа с Клифом Уорни, перед которым благоговел и лордом Астором, к которому испытывал ревностную антипатию. Потом воображение юного принца заняла катастрофа в горах и долгое выздоровление Антонии, комментируемое по-разному. А вот ролик, сделанный Шнайдером на Острове с финальным ликующим воплем:

— Наша Тони, кажется, стала ещё лучше! — Макс крутил бесконечно, пытаясь высмотреть за короткими кадрами то, что недоговаривали журналисты и операторы. Новый облик, копна светящихся золотом волос, да, комментатор