толпы яростно кричат в ответ, а Штрейхер и Геринг похлопывают ее по спине.
Когда Юнити возвращается в строй гостей на сцене, Магда и Анна одобрительно улыбаются. «Странно», — думает она. Здесь, в рядах нацистов, она чувствует себя гораздо более в своей тарелке, чем при английском дворе, когда ее представляли королеве как дебютантку. Эти лидеры и их жены действительно выбрали ее. Им, в отличие от семьи, английского света и Короны, ничто ее не навязывало — ни происхождение, ни положение.
Вне себя от радости она поднимает руку в заключительном нацистском приветствии и оглядывается на ликующую, торжествующую толпу. «Несомненно, этот шаг привлечет внимание Гитлера и вызовет его одобрение», — думает Юнити. А может, как знать, даже его любовь, и Еве Браун придется потесниться? Юнити молится об этом. Ведь что у нее есть без Гитлера? Что она сможет предложить Диане? Кто она без него?
Глава двадцать восьмая
НЭНСИ
20 августа 1935 года
Оксфордшир, Англия
Неужели я и правда дурочка? Ивлин ведь наверняка так про меня скажет, когда узнает обо всем на этой неделе за коктейлем. Или я просто позволила золотому итальянскому солнцу и теплым водам Адриатики околдовать себя, как они околдовывали других столетиями? Потому что, когда мы с Питером возвращаемся с наших летних каникул, я решаю сохранить брак.
Двадцать один день, что продолжалось путешествие, Питер держал слово, которое дал мне в Черкли-корте, хотя и давал его, будучи пьяным и застигнутым с поличным. Пока мы катались в гондолах по каналам Венеции, ужинали на террасах палаццо и купались в море, он оставался трезвым и внимательным, глаза его сосредоточенно смотрели исключительно на меня. Словно медовый месяц, которого у нас не было.
Хотелось бы мне, чтобы так продлилось как можно дольше.
Питер за рулем, гравий подъездной аллеи хрустит под шинами автомобиля, мы приближаемся к Свинбрук-хаусу, дому в Оксфордшире, который Пуля построил в 1926 году, когда из-за финансовых проблем ему пришлось продать дом нашего детства. Мы с сестрами даже сочинили скорбную песнь о нисходящей спирали семьи, которая переехала из Бэтсфорд-парка в поместье Эстхолл, а потом в Свинбрук-хаус. Человеку стороннему Свинбрук, должно быть, покажется величественным с его высокими тремя этажами, просторными и симметричными, и очаровательной обзорной площадкой на холме. Но для нас, младших Митфорд, дом этот не идет ни в какое сравнение с заколдованными особняками, где прошло наше детство, — похожим на замок Бэтсфорд-парком с десятью тысячами акров угодий или Эстхоллом с его запутанными коридорами, где комнат было так много, что некоторые никогда не открывались, с прилегающим парком в две тысячи акров — пусть меньшим, чем в Бэтсфорде, но все равно огромным. Там, в тех местах, остались наши детские воспоминания, а не в этом строгом новом доме на восемнадцать спален. В Свинбрук-хаусе нет чулана для багажа почетных гостей, того уютного теплого чулана, где мы прятались и делились секретами: этот дом не дышит магией.
Мы подходим к дому, и я думаю о Диане. Я отправила ей письмо с дороги, но не получила ответа. Надеюсь, она оправилась от аварии и время облегчило ее боль. Как она меня сегодня встретит? Она по-прежнему обижена из-за «Потасовки», или пережитая опасность заставила ее забыть мелкие ссоры?
Внушительная входная дверь широко распахивается прежде, чем мы успеваем постучать, и Рози приветствует нас так радушно, что я понимаю, как давно не была здесь. «Мистер и миссис Родд, вот так радость!» Почти все последние годы родители постоянно были в городе, приглядывая за выходом сестер в свет, и мне не было нужды приезжать сюда. Но стоило заглянуть в этот дом, чтобы повидаться со слугами: в конце концов, именно Рози, няня Блор и горничные дарили нам свою неизменную любовь и привязанность, которых невозможно было дождаться от вечно занятой Мули и флегматичного Пули.
Я крепко обнимаю Рози. Сколько раз она была мне защитой от придирок сестер? Сколько раз успокаивала и укладывала обратно в постель после ночных кошмаров — ведь если побеспокоить сон Мули и Пули, можно нарваться лишь на гневную отповедь.
Мы недолго общаемся с Рози, а затем она провожает нас на террасу, где будет подан обед.
— Родители уже там, и кое-кто из детей, — говорит она, распахивая перед нами широкие стеклянные двери террасы. — Они вас ждали.
— Я бы лучше осталась здесь с тобой, — говорю я, пожимая ее руку.
— Ах, дорогая, мне ли не знать. Но долг зовет, — отвечает она, кивая и слегка меня подталкивая.
Мы выходим на каменную террасу, с которой открывается вид на живописную деревню, где есть паб «Лебедь» и больше нет ничего. Муля и Пуля сидят по разные стороны длинного кованого стола, словно на официальном приеме, а Том, Декка, Дебо, Памела и Дерек расположились на стульях посредине. Том замечает нас первым, тушит сигарету о балюстраду и вскакивает, чтобы поздороваться.
Протягивая руку Питеру, Том говорит: — Как дела, старина?
— Кажется, получше, чем в нашу последнюю встречу, — отвечает Питер, намекая на свое жалкое состояние на приеме у Бивербруков.
— Не переживай, приятель! — Том крепко обнимает меня. — Не сегодня, когда благодаря тебе моя сестра так прелестно улыбается.
Я посмеиваюсь, признательная Тому за эти слова. Нечасто мне в этом кругу делают комплименты. Никто больше не встает, поэтому я обхожу стол, целуя каждого по очереди в щеку.
— Где Диана? А Юнити? Я думала, после Мюнхена она поехала сюда.
— Скорее, была отозвана сюда из Мюнхена, — бормочет себе под нос Декка.
— И так быстро уехала? — уточняю я. — И этого хватило, — фыркает Памела.
Негромкие комментарии сестер все же не ускользнули от внимания Мули, и она награждает их испепеляющим взглядом.
— Что? — спрашивает Декка с вызовом, в последнее время она все чаще себе такое позволяет. Она далеко не тихоня. — Или мы собираемся притворяться, будто вы с Пулей не настаивали на ее возвращении домой, когда ее выходки заполонили первые полосы газет? И что как только она здесь оказалась, вы дождаться не могли, чтобы она убралась обратно?
Пуля кряхтит, а Муля меняет тему: — Нэнси, Питер, может по коктейлю?
Я оглядываюсь на мужа, гадая, не придет ли сейчас конец его похвальной выдержке.
— Я бы предпочел лимонад, — к моему огромному облегчению, говорит он.
— И я тоже. Не помешает освежиться.
Я хочу расспросить о Диане, не ответившей ни на одно мое письмо. Сильнее всего я надеялась сегодня помириться с сестрой, я скучала по ней.
— Я думала, Диана тоже будет здесь с Джонатаном и Десмондом… — И тут мне в голову приходит ужасная мысль. — Она же выписалась из больницы?
Декка и Дебо хихикают, и Декка спрашивает: — Ты разве не знаешь? — О чем?
— Пуля
