случаются только в детском возрасте.
— Можешь выйти? — просит вдруг, смущённо опуская глаза вниз.
— Да, если надо, — пожимаю плечом. — Может тебе… — хочу сказать помочь, но она отвечает категорическим отказом ещё до того, как я заканчиваю фразу. — Вдруг упадёшь? Давай…
— Уйди, Дань, — голос дрожит, и я решаю не испытывать на прочность её и без того расшатанную нервную систему, ведь, как выяснилось, последствия могут быть крайне непредсказуемыми.
— Ты осторожно. Если что, я буду тут, за дверью, — отдаю ей фонарик.
— У тебя есть спички? Там свечи, — указывает на полку, что за моей спиной.
Оборачиваюсь.
Действительно. Упаковка свечей. Доисторических, но всё же.
Достаю одну из пачки и ретируюсь в соседнее помещение. Спички у меня имеются, так что зажечь найденный Настей трофей — не проблема. Что я сразу и делаю.
Устанавив горящую свечу на чудом уцелевшее блюдце, принимаюсь за уборку, решив навести порядок. Складываю крупный мусор в пакет. Мелкий — заметаю веником на совок.
А животина-то оказалась прожорливой. Всё сточила. Печенье, хлебцы и даже пряники.
Услышав шорох, замираю.
Где-то тут, падла?
Ну ничё, либо кот поймает. Либо свидание с мышеловкой организуем. А то лежит пылится в коробке. Натыкался на неё, когда искал детали для генератора.
— Дань…
— Да, — отставляю веник и совок к стене. Подхожу к двери.
— Можешь… дать мне вещи? — просит неохотно. — Они в шкафу.
Направляюсь по заданному маршруту. Распахнув створку, громко матерюсь, потому что из шкафа выпрыгивает та самая крыса. Чтоб её.
Довольно большая, надо сказать.
— Звездец, — смотрю ей вслед. Втопила резво, ушуршав в сторону коридора.
Делаю глубокий вдох и выдох. Снимаю с полки стопку вещей и тащу их Насте.
— Держи, — приоткрываю дверь и не глядя протягиваю ей. Однако она не спешит их забрать, и это настораживает.
Наплевав на этикет, заглядываю спальню.
— Что такое?
— Голова кружится.
Настя, завёрнутая в полотенце, сидит на кровати, не до конца застеленной новым комплектом постельного белья.
Зачем менять сейчас?
— Давай, лучше я, — вызываюсь ей помочь.
Кивает, шмыгая носом. Судя по всему, плачет.
— Ты…
Собираюсь как-то приободрить, но вдруг слышу, как урчит её живот.
— Сколько не ела? — интересуюсь, наблюдая за тем, как она медленно пересаживается на стул. — Погоди, только не говори, что сидела тут из-за крысы и…
— Три дня, — отзывается тихо.
— Ты че, Насть! Разве так можно? — офигеваю от услышанного.
— Мне было страшно, — обнимает себя руками.
Замёрзла.
— Это блин не повод, — снимаю с себя худи и накидываю на неё. Ещё не хватало, чтобы опять простыла.
Лезу в пакет, достаю продукты и на скорую руку варганю бутерброд с колбасой.
— Мииу…
— Заткнись пока, — обращаюсь к наглому гостю, отдавая бутерброд Насте.
— Спасибо.
— Кроме головной боли беспокоит что-нибудь ещё? — иду возится с пододеяльником. Терпеть это не могу, но у девчонки сил нет точно. Сама бы она сейчас ни за что не справилась.
— Жуткая слабость. Хочется спать. Даня… Крыса, она, там ещё? — её передёргивает при одном лишь упоминании о представителе семейства грызунов.
— Пока да, но ты не переживай, мы её устраним, — трясу одеяло, как учила Михална, наш педагог-воспитатель.
Бессмысленная война с советским постельным бельём, почему-то дико пахнущим земляничным мылом, длится ещё минут пять, в течение которых девчонка не произносит ни звука.
— Готово, — поворачиваюсь к ней и натыкаюсь на внимательный взгляд. — Чего?
— Почему ты исчез тогда? — задаёт вопрос, который уже звучал. Перед её приступом. — Мы ведь… так хорошо дружили, — смотрит на меня с грустью.
Всё-таки да, получается, что она совсем не помнит того, о чём я ей рассказывал.
Может, и к лучшему?
— Надо поговорить, — хотел дать ей небольшую передышку, но времени у нас не так чтобы много. Тянуть нельзя. — Скажи, насколько плохо ты себя чувствуешь по шкале от одного до десяти? Где десять — это очень плохо.
Она хмурится.
— Идти можешь?
— Куда? — шепчет одними губами.
— Наверх, Насть.
— Наверх? — явно не верит.
— Да. Я хочу, чтобы ты вернулась домой…
Глава 17
Настя
Я не верю в происходящее, но, похоже, Даня совсем не шутит. По крайней мере, на его лице нет и тени сомнения, когда он повторно произносит неожиданные для меня слова.
«Я хочу, чтобы ты вернулась домой».
Что это? Проснувшаяся совесть? Или результат его испуга? Затрудняюсь ответить на этот вопрос. Я ведь и сама в ужасе, потому что совершенно не понимаю, что со мной произошло и почему.
Я вдруг перестала слышать Даню, в голове нарастал гул голосов с обрывками бессвязных фраз. Появились мышечные спазмы, затем стало трудно дышать, и я потеряла сознание. Очнулась уже в кромешной тьме в состоянии полнейшего опустошения и усталости.
Даня сказал, что у меня случился приступ. Стоит отметить, парень выглядел встревоженным и несколько растерянным. А ещё насторожило то, что он спросил, не эпилепсик ли я…
Эпилепсия? Господи, нет!
Со мной никогда ничего подобного не происходило! Я падала в обморок всего один раз в жизни, и этот эпизод был лишь следствием длительной голодовки. Тогда нужно было срочно привести себя в форму, поскольку я стала примой Государственного Улановского Театра. Мне хотелось ещё немного похудеть. Эстетики ради. В итоге я малость переусердствовала с этим.
Но вернёмся к тому, что случилось здесь.
— Дань, ты сказал, что у меня был приступ. Можешь… немного рассказать о нём? — спрашиваю, как только он заходит в комнату. (Выходил по мой просьбе. Мне нужно было одеться).
— Ты упала, — он засовывает руки в карманы спортивных брюк и опускает взгляд, словно что-то вспоминая. — Ты отключилась как будто. Перестала на меня реагировать.
— Совсем?
— Совсем.
— А потом? — сглатываю взволнованно.
Беда в том, что я ничего не помню. В голове полнейший кавардак и сумбур.
— Твоё тело напряглось, выгнулось дугой. После… у тебя начались судороги.
— Судороги? — переспрашиваю шокировано.
— Да. Довольно сильные.
— Ясно, — незаметно смахиваю слезу, скатившуюся по щеке. Не нужно реветь сейчас. Будь сильной! Держись, Настя! — Что было дальше? — шмыгаю носом.
— Всё закончилось. Я положил тебя на кровать и ты уснула.
Ничего. Ничего не помню. Будто ластиком стёрто.
Мой взор рассеянно блуждает по комнате. На глаза попадаются вещи и стопка снятого с постели белья, оставленного мною на полу.
Щёки огнём вспыхивают.
Было ведь ещё кое-что. Когда я проснулась, я почувствовала, что штаны и простыня подо мной… влажные. Я… Я…
Стыдобище!
Надеюсь, он не заметил. Если да, то кошмар. Хуже ситуации не придумаешь.
— Насть, это похоже на приступ эпилепсии, но ты не плачь и не нервничай раньше времени, — слышу фоном спокойный голос Дани. —
